– В такой же мере мои слова о расцвете способностей в дни революции относятся к Флориану Мёрдесу, нашему министру внутренних дел, неусыпному стражу народных завоеваний. – Брентано пристально взглянул на гостей, стараясь понять, какое впечатление произвел на них весь этот парад, но те были непроницаемы. – Прошу вас, господа, поднять вместе со мной бокалы за здоровье наших мужественных друзей из Кёльна!
Обед начался, словно корабль отчалил от пристани. Тостов было много: за родину, за революцию, за народ, за свободу… Маркс так внимательно все слушал и так пристально разглядывал собравшихся, что не успевал как следует поесть: едва он проглотил две-три ложки супа, как уже подали второе, нежную пулярку; только вошел во вкус курятины, как приспело сладкое… Энгельс видел это и все время напоминал ему: «Да ты ешь! Гляди, как стараются министры». Сам он успевал и слушать, и смотреть, и управляться с блюдами не хуже министров. Ведь последние три дня в бесконечных переездах есть приходилось кое-как, наспех…
Когда глава правительства предоставил слово Марксу, тот предложил, чтобы сперва выступил его друг, а он потом. Предложение, разумеется, приняли, и Энгельс, встав, начал так:
– Господа! Ваше восстание вспыхнуло при самых благоприятных условиях. Почти весь народ был единодушен в ненависти к герцогу Леопольду и его правительству, вероломному и жестокому. Армия оказалась не только на вашей стороне, но и возглавила события, именно она превратила «движение» в восстание. Приступая к исполнению своих обязанностей, вы имели готовую преданную вам армию, арсеналы, полные оружия, и богатую государственную казну. О чем еще можно мечтать?
– А внешняя обстановка! – вставил Маркс.
– Да, и внешняя обстановка складывалась завидно. За Рейном, в Пфальце, уже развернулось восстание против баварцев, которое прикрывало и прикрывает ваш левый фланг. Дальше на северо-запад, в Рейнской Пруссии, в городах Эльберфельде, Дюссельдорфе, Золингене и других, тоже происходило восстание, и хотя оно уже было под угрозой, но еще не подавлено. К северу и северо-востоку от вас – в Вюртемберге, Франконии, в княжествах Гессен и Нассау – всеобщее возбуждение, даже в армии – там достаточно было только искры, чтобы пожар восстания охватил всю Южную и Среднюю Германию, а это дало бы в распоряжение повстанцев не менее пятидесяти – шестидесяти тысяч регулярных войск.
– Не преувеличиваете ли вы? – настороженно бросил военный министр Эйхфельд.
– Я могу потом представить вам свои выкладки, но сейчас это заняло бы слишком много времени. Поверьте пока на слово. Тем более что дело не только в этом.
– Положим, так, господин Энгельс. – Брентано слегка звякнул по тарелке десертной ложечкой, как бы объявляя о своем вступлении в разговор. – Что же из всего этого следует? Нам надлежало провозгласить коммунистическую республику?
Задетый за живое, ответить на вопрос вдруг решил Маркс:
– Нет, вам, по нашему разумению, надлежало прежде всего и немедленно позаботиться об укреплении базы восстания и о его расширении. Для этого следовало отменить все феодальные повинности, выпустить собственные деньги, централизовать все силы – такие меры придали бы восстанию гораздо более энергичный характер.
– Именно так, – подтвердил Энгельс. – А затем или даже одновременно вы должны были, как нам думается, собрать восемь – десять тысяч регулярных войск и с их помощью расширить восстание, бросив их туда, где революционная ситуация уже назрела.
– Ну, об этом мы слышим с первого дня восстания от нашего главнокомандующего. – Брентано кивнул головой в сторону Зигеля.
– Да, я разработал план перехода в наступление, – почти вызывающе сказал Зигель. – И очень жаль, что до сих пор никто меня здесь не поддержал. И вот только господин Энгельс… Я рад…
Энгельс заинтересовался:
– Вы не могли бы кратко сообщить, в чем состоит ваш план?
– Он очень прост и энергичен. – Зигель отодвинул от себя тарелку, словно расчищая место для стратегической карты. – Я предлагал двинуть войска на восток, в Гогенцоллерн, и провозгласить там республику. Затем ударить на север, на Штуттгарт, поднять восстание в Вюртемберге. После этого двинуться на Нюрнберг и разбить большой лагерь в сердце охваченной восстанием Франконии. Таким образом, вся Южная Германия оказалась бы в наших руках…
Министры выжидательно смотрели на Энгельса. Он кивнул Зигелю в знак того, что понял его, и негромко, но внятно сказал:
– Ваш план, господин главнокомандующий, хорош, на мой взгляд, тем, что он смел и содержит дельную мысль о необходимости при всех условиях вести наступательные действия. Во всем же остальном, извините, – Энгельс слегка подался в сторону Зигеля, – он представляется мне несостоятельным и даже – ведь мы встретились для того, чтобы назвать вещи своими именами, – авантюристическим.
– Именно это я и говорил! – как бы с вынужденным и горьким торжеством воскликнул Брентано.