Не будь я в коме, я бы сейчас вскочила и крикнула что-нибудь вроде «Эврика!», но пришлось довольствоваться малым, и я просто мысленно себя поздравила. Да, я вполне могу оказаться жертвой неверного диагноза и всей этой истории про два процента, в которой я ничего не поняла.
У меня мгновенно поднялось настроение. Я ощутила себя качелями, летающими то вверх, то вниз, – видела такие на детской площадке. Да, это могу быть и я. Я могу очнуться и доказать им, что они ошиблись. В конце концов, сейчас никто не подозревает, что я все слышу, а ведь это правда. Если бы только я могла открыть глаза или подать им еще какой-нибудь знак… Вот только вопрос – как это сделать? До сих пор я только слушала и ждала. Разве я хоть раз попробовала предпринять что-то еще?
Пять минут назад я изобразила попытку повернуть голову, но не сделала никакого усилия – зачем, скажите на милость… Врачи так категоричны. Правда, ни один из них никогда не находился в коме, как я, так что все их теории… Внезапно я позволила себе в них усомниться. И где-то в глубине души не могла не признать, что главный врач сильно меня разозлил. Мне стоило бы очнуться хотя бы для того, чтобы выставить его на посмешище. Но сегодня, здесь и сейчас, я почувствовала, что хочу очнуться совсем по другой причине. До сих пор я об этом даже не думала. Мне это и в голову не приходило. А ведь единственное, что мне под силу, – думать.
Конечно, усилие обычно предполагает контроль над мускулами, не говоря уже о мозге. Я же не контролирую ни то ни другое, за исключением слуховых функций, но если эта часть моего организма согласилась снова заработать, то почему бы не включиться и всем остальным? Остается вопрос: как за это взяться? «Тайна, покрытая мраком», – так часто говорил Стив.
Ответ пришел мгновенно. Как будто ждал именно этого момента. Мне остается только думать, потому что сейчас я способна только на это. Думать, что вот сейчас я поворачиваю голову. Думать, что я поднимаю веки и привожу в действие свою сетчатку. Думать одержимо и неотступно, что это в моей власти.
И я тотчас принялась за дело.
Наличие скрытой цели очень помогает. Впрочем, не такая уж она и скрытая. Я умирала от желания увидеть Тибо. Если мне удастся повернуть голову, что само по себе будет подвигом, а потом открыть глаза и увидеть, что вообще будет чудом из чудес, я, может быть, наконец выясню, какой он из себя – мой любимый посетитель.
Мне бы стоило покраснеть от собственных мыслей, но, с другой стороны, от родительских визитов радости мало, а Стив, Алекс и Ребекка приходят не слишком часто. Так что претендентов на это звание осталось немного.
Все время, пока Тибо спал, я приказывала себе повернуть голову и открыть глаза. По очереди, потому что, должна признать, это было очень утомительно, но меня подстегивало дыхание моего временного соседа по койке. При каждом его вдохе я воображала, что поворачиваю голову, а при каждом выдохе – что открываю глаза. Всякий раз мое представление о внешности Тибо слегка менялось. Хотя, как я заметила, некоторые подробности оставались неизменными. Например, я была убеждена, что у него темные волосы, хотя не смогла бы объяснить почему.
Я продолжала свои мысленные упражнения, пока не услышала справа какой-то шорох. Я поняла, что Тибо не просто пошевелился во сне, а окончательно проснулся. Он проспал что-то около часа, и все это время я безуспешно пыталась повернуть голову. Но если в том, что он спал, я не сомневалась, то относительно своей новой инициативы никакой уверенности у меня не было. Я понятия не имела, принесли ли мои потуги хоть какой-то результат – если не считать результатом, что я не почувствовала ни малейших изменений.
От размышлений меня отвлек тяжкий вздох Тибо. Судя по звукам, он сел в кровати, потом встал и вдруг замер. Я удивилась, с чего он так застыл, как вдруг его спокойное дыхание, которое я слышала в полутора метрах от себя, прервалось возгласом:
– Ох, черт! Твои трубки!..
Если бы я могла, подпрыгнула бы на месте. Что не так с моими трубками?
– Нет, ну надо же! Неужели я нечаянно толкнул тебя во сне? Хорошо еще, ни одна из этих штук не отключилась!
Его испуганные причитания меня почти позабавили, хотя я не помнила, чтобы он так уж вертелся во сне. Я услышала, как он осторожно водворяет на место мои трубки и провода. Я часто задавалась вопросом, на что я похожа в окружении всех этих, как он их называет, «штук». В первое время я представляла себя мухой, запутавшейся в паутине. Потом предпочла другое сравнение – с карабином на веревочном полиспасте, с помощью которого спасатели вытаскивают альпинистов, провалившихся в трещину. Этот образ мне гораздо ближе, да и выглядит определенно изящнее. А главное, в нем заложена идея спасения – в отличие от мухи в паутине…
Вокруг меня еще какое-то время раздавалась возня, но тут открылась дверь палаты. Тибо, судя по всему, застыл изваянием, – во всяком случае, не издал ни звука. Вошел новый незваный гость. Тибо по-прежнему молчал. Любопытно, кто бы это мог быть.
– Здравствуйте. Вы родственник?