Я все равно тебя дождусь!

– Хорошая, добрая девка! Всегда Ване бутылки пустые отдавала! Пиво выпьет, Ване отдаст. А то и с пивом. А раз денежек дала, много! Ваня даже испугался, как много дала, никто столько не давал. Ваня бежал за ней, хотел отдать. Ваня честный! Как не отдать? Она ж Пашки Смелянского дочка, такая же каланча, и глаза Пашкины. А Пашка пил много, вот и повесился. А Ваня много не пьет, нет, Ваня меру знает! А девка Пашкина, вишь, тоже… А?! Что ж это, начальник?

– А когда это было, Ваня? Когда она тебе много денежек дала?

С огромным трудом Синельников вытянул из Вани все подробности – тот путался в числах, но твердо знал, что «девка» дала ему денежек в тот день, когда зарезали Владика: слухи по городу расходились мгновенно.

– Так ты и Владика знал?

– Поганый он, Владик твой, пусть земля ему будет пухом! Никогда Ване не наливал! А раз побил! Ногами пинал! Ваню нельзя ногами пинать, Ваня человек!

– Ну, возьми, человек Ваня, выпей за помин души Виктории Смелянской, – Сережа дал Ване несколько сотенных.

– Ой, начальник! Спаси тебя Бог!

Синельников задумчиво пошел к машине – смотри-ка, не зря приехал к Вике! Так что же это получается? Ваня встретил Вику в парке, когда солнце было «за баней», как сказал бомж. Значит… значит, где-то после трех? Допустим, полчетвертого. Картина вырисовывалась такая: Ваня Шапочка рассказал Вике про самоубийство ее отца – «к слову пришлось!», она затряслась и «аж позеленела», сунула ему все деньги, что у нее были с собой, и понеслась «как оглашенная» в сторону гастронома. Как раз к пятиэтажкам. Ваня сосчитал денежки – там было почти три тысячи, – испугался и побежал за Викой. Свернул в переулок Розы Люксембург, увидел, что Вика идет вместе с Владиком, и отстал, потому что боялся Владика…

Сережа прошел весь путь от сквера до дома Владика и даже поднялся на второй этаж, шел он довольно быстро – десять минут, ну от силы пятнадцать. Времени хватало с избытком – и выпить, и трахнуться, и подремать… И убить.

Надо, пожалуй, еще раз пообщаться с психиатром, на прием к которому ходила Вика, решил Синельников. Или с другим врачом посоветоваться? Та тетка в диспансере Синельникову не очень понравилась. Ей было сто лет в обед, она бубнила казенные фразы, а глаза испуганно бегали. Сережа понял, что врачиха даже плохо помнит Вику. И вообще, она была больше похожа на пациентку этого самого диспансера. Еще Валентине, у которой снимала угол Вика, не мешало бы пару вопросов задать, да и в училище хорошо бы заглянуть, с матерью и отчимом поговорить. Теперь Синельников знал, о чем спрашивать…

Марк молчал, глядя в пол. Потом встал и вышел. Синельников с Лидой переглянулись. Сережа одним махом опрокинул стопку водки и вытер пот со лба – рассказ дался ему тяжело. Лида быстро вытерла слезы салфеткой. Она уже давно знала, что произошло, но одно дело – читать отчеты Синельникова, другое – слушать его рассказ, глядя на Марка. Шохин вернулся и тоже выпил, поморщившись. Лида тут же подложила ему на тарелку пару кусков ветчины и огурец:

– Может, картошки принести? Горяченькой?

– Ну, принеси, – вяло сказал Марк, рассеянно ковыряя вилкой ветчину, но, когда Лида встала за картошкой, поймал ее руку и поцеловал. Лида всхлипнула, чмокнула его в макушку и опять села, забыв про картошку. Синельников только вздохнул.

– И что ты там еще раскопал? – спросил Марк, прожевав ветчину.

– Да много чего. Ты как?

– Ничего, нормально. Рассказывай.

– Тогда я изложу все последовательно, начиная с ее детства, хорошо?

– Валяй.

– Я говорил с матерью и отчимом, с Валентиной, с соседями, бывшими учителями и сокурсниками…

– Широко размахнулся!

– Меньше всего я узнал от матери Вики. Она молчит, как в танке. Странная женщина. Муж ее явно побаивается. Ну вот, картина вырисовывается следующая…

Родители Вики – Тоня Кочергина и Паша Смелянский – учились в одном классе с Валентиной и дружили. Поженились они почти сразу после школы, а Валентина познакомилась с молодым человеком из Трубежа и вышла за него замуж, но муж скоро умер. Своих детей у нее не было, и Валя сильно привязалась к маленькой Вике. Валентина часто ездила к своим родителям, раз в месяц уж точно, и всегда навещала Тоню с Павлом. Сначала те жили неплохо. Вика очень походила на отца – просто копия, и тот ее обожал. Хорошенькая девочка была, куколка просто! Такая толстенькая неваляшка, как называла ее Валентина: упадет – тут же молча поднимется и не плачет, а только сопит. Упрямая, самостоятельная.

Потом умерла мать Пашки, и он начал сильно выпивать, довольно быстро допился до белой горячки и повесился – нашла его трехлетняя Вика. Тоня после смерти мужа ударилась в загул: пить особенно не пила, но водила мужиков. И вот, когда Вике было почти шесть лет, случилась какая-то мерзкая история. Валентина приехала по неожиданному вызову Тони – та звонила из больницы и просила отвезти Вику к Тониной тетке в соседний поселок. Тоня была сиротой и тетка ее вырастила.