– Я только сейчас понял, что не надо было с ней спать. Это все усугубляло. Я узнал про изнасилование после аварии. Понятно, что это не могло пройти для нее бесследно. Ну, я старался быть нежным, всякое такое. Но весь мой прежний опыт не годился, понимаешь? Она все равно боялась! Старалась, очень старалась, но… Конечно, надо было обратиться к специалисту… Но она категорически не хотела…
Друзья остановились недалеко от фонаря, потому что Марк сильно волновался. Мороз крепчал, но оба не замечали этого, машинально притоптывая ногами.
– Было два варианта, и оба хуже, как говорится. Всегда наступал момент, когда уже не до нежности. И она… она никогда не могла расслабиться и просто мне уступала. Ей было больно, понимаешь? Каждый раз это было немножко изнасилование! Меня это так угнетало… Но еще хуже другое… Иногда в ней словно срабатывал переключатель. Я чувствовал ее панику, хотел прекратить, но… Тут она сама начинала действовать, и очень активно. Это был очень жесткий секс. И со временем становился все жестче. И справиться с ней я не мог! Потом разрядка – и она тут же засыпает. А мне остается залечивать раны.
– Раны?
– Сереж, она кусалась, царапалась, один раз чуть руку мне не вывихнула!
– Какое-то садо-мазо…
– Мне это совсем не нравилось, честно! Я сам чувствовал себя… изнасилованным. А когда пытался с ней поговорить об этом, она только непонимающе хлопала глазами: «Я ничего не помню!» Пугалась и принималась рыдать. Теперь только понял – я спал с Кори.
– Да, похоже… Вот черт…
– Когда у Вики зашкаливала паника, «выходила» Кори.
– Слушай, как-то жутко это все.
– И не говори. Сам не верю, что существовал в таком кошмаре.
– И как это может быть? Живешь себе, живешь, и вдруг ты вовсе не Сережка Синельников, а… не знаю… граф Дракула какой-нибудь! Бррр…
– А не хочешь быть маленькой девочкой? Вон этот, как его… Про которого Лида рассказывала! У него и девочка была среди персонажей!
– Ой, да ну это все к черту! Слушай, забудь, как страшный сон, и живи дальше. Счастье, что у тебя есть Лида.
– Это верно. Кстати, у меня к тебе просьба.
– Еще одно расследование?
– Нет! Если невозможно, то и не надо, но очень хотелось бы!
– Да в чем дело-то?
И Марк рассказал. Синельников вытаращил на него глаза:
– Ну, ты даешь! Не мог раньше сообразить? Сегодня уже тридцатое… Да какое тридцатое – уже полтора часа как тридцать первое!
– Сереж, как получится! Нет так нет.
– Вот это да! Наташке расскажу – не поверит…
– Только Лиде не проболтайтесь!
– Обижаешь! – И Синельников ловко толкнул Марка в сугроб. Тот шлепнулся, задрав ноги, но успел схватить друга за руку. Они еще немножко повалялись в снегу, отвешивая друг другу тумаки и кидаясь снежками, потом разбежались. Когда Марк пришел домой, Лида еще не спала и взглянула с тревогой, но тут же улыбнулась, увидев выражение его лица.
– Все нормально, не волнуйся. Прогулялись с Сережкой.
– Как ты себя чувствуешь теперь? Полегче?
– Сам еще не пойму. Как-то по-другому, это точно, – сказал Марк, укладываясь рядом. – Да, пожалуй, стало легче. Ушло ожесточение, ненависть. И чувство вины уже не такое вселенское, а обычное, человеческое.
– Марк, ты не виноват! Никто из нас не понимал, с чем мы столкнулись!
– Уж чем-нибудь, да виноват. Если поискать – найдется. Ты знаешь, я сейчас все вспоминал и пытался понять, какой она была, настоящая Вика. Если вычленить ее из этих фантомов, отделить за скобки…
– Я даже не пытаюсь. Слишком мало мы с ней общались.
– А у меня, кажется, получается. Это трудно объяснить словами. Возникает такой туманный образ личности… Почему-то представляется нарцисс – хрупкий, нежный, но стойкий…
Такую Вику Марк мог бы и полюбить, он чувствовал. Но Лиде он об этом не стал говорить.
– Бедная Вика, – вздохнула Лида.
– Да. Бедная. Так жаль ее, просто ужасно! Даже несмотря на то, что она сделала.
– Это не она.
– Все равно. И Владика этого несчастного тоже жалко – надо же, какая ужасная смерть…
Они обнялись, и Марк поцеловал Лиду, прошептав:
– Спасибо тебе, родная! Если бы не ты…
Она вздохнула и прижалась потеснее, обнимая Марка за шею:
– Мальчик мой…
Марк усмехнулся и спросил:
– Когда ты так говоришь, я невольно думаю: неужели ты относишься ко мне, как к Ильке?
– Нет, ну что ты! Ты же не ребенок! Тебе не нравится? Я не буду!
– Нравится! Очень нежно. Но почему – мальчик?
– А это не такой мальчик, как Илька, – другой.
– И какой же?
– Такой, знаешь, подросток, почти юноша. – Даже не видя, Марк чувствовал, что Лида улыбается. – Высокий, худенький, длинноногий. На нем синие брюки и белая рубашка с закатанными рукавами, а воротник по-пижонски поднят. И галстук с низко завязанным узлом. А когда он улыбается, то словно лампочка включается на двести ватт, такая улыбка. И длинные волосы – чуть не до пояса…
– Да нет, не до пояса. – Марк рассмеялся: – Так, чуть ниже плеч.
– А мне казалось – длиннее!
– И когда ты вспомнила?