Я всегда остаюсь собой

Я сидел в дальней комнатке, вход в нее был через парикмахерскую, в которой ни один мастер не умел стричь. Вместе со мной располагались еще трое таких же взломщиков. Мы работали в темноте с маленькими лампочками, которые освещали только небольшую часть стола, в полной тишине. На момент, когда я этим занимался, наиболее уязвимыми были крупнейшие производители. Некоторые из их браслетов можно было взломать, не открывая. Достаточно было положить рядом с ними прибор, установить беспроводную связь и изменить настройки. Проще простого. Браслеты фирм поменьше были покрепче. С этими производителями у нас велась гонка вооружений. Каждый раз, когда кто-нибудь изобретал способ взломать браслет, об этом становилось известно в интернете в считаные дни. И тогда производители выпускали новую модель, с новыми степенями защиты, и снова мы искали способы обойти кордоны. Шести рабочих часов в день хватало, чтобы зарабатывать много и чувствовать себя членом секретной высокоинтеллектуальной профессиональной гильдии. По ночам я изучал новые модели, а днем склонялся над браслетами под светом маленькой лампочки.

Начальником у нас был Карлос.

Он был старше нас, и причины открыть такое дело у него были идеологические: свобода личности и прочие такие глупости. Он был грузный, его лысина отсвечивала под флуоресцентным светом, он тяжело дышал, а пальцы у него были толстые, но быстрые. Всякий раз, когда кто-нибудь из нас приходил на работу в недостаточно, на его взгляд, хорошем настроении, он рявкал.

– Боже, вы просто чокнутое поколение, – говорил он. – Вы же могли родиться в любой момент человеческой истории с тех пор, как появился гомо сапиенс, но почему-то родились именно сейчас. Сегодня, чтобы наслаждаться жизнью, а не просто выживать, не нужно быть аристократом или богатым наследником, и тем не менее вам удается впадать в депрессию.

С течением времени Карлос понял, что идеологии в нашей деятельности не много. Он, как и мы, видел, кем процентов на восемьдесят были клиенты, заявлявшиеся к нам в комнатку за парикмахерской. На каждую женщину, пережившую побои, которой мы давали возможность бесследно исчезнуть, приходилось восемь взломщиков, которым записи в браслетах нужны были в качестве алиби.

Вскоре после того, как я ушел, мне стало известно, что ушел и Карлос. Ходили слухи, что он ударился в религию. Это меня не удивило. Через несколько месяцев после того, как я, которому тогда еще не исполнилось восемнадцати, начал работать в этой мастерской, я проходил мимо угла, который Карлос называл «своим офисом», и увидел, что он читает газету, качает головой и ругается. Я поинтересовался:

– Что случилось?

– Сволочи, – сказал он. – Один мужик захотел обменяться с другим навсегда и надел на него браслет, пока тот спал, обменялся с ним, а потом убедил его, что его душа вознеслась во сне и по ошибке вернулась не в то тело.

И снова недоверчиво покачал головой.

– Пользоваться верой других, чтобы манипулировать ими, – это просто низко, – сказал он.

– Многие верят в самые разные вещи. Особенно сейчас, когда появились браслеты.

– Каждый находит способ приспособить браслет к тому, во что он верил раньше, – он махнул рукой, – нет ничего нового под солнцем[13].

– А во что вы верите? – спросил я.

Он поднял на меня глаза.

– В тихих мальчиков, которые делают свою работу, – сказал он мне. – Вернись на свое место, мальчик.

Я повернулся и пошел, но тут услышал из-за спины:

– Знаешь что? Пожалуй, я скажу тебе.

Я посмотрел на него, и он сказал:

– Я верю, что если бы соотношение силы тяжести и электромагнитной силы было чуть иным, то не произошло бы взрыва, и не образовались бы звезды – как сейчас образуются суперновые звезды, – и вещества, из которых состоит все живое – кислород и углерод, которые образуются в ядрах этих звезд, – не распространялись бы в космосе. Я верю, что сила тяжести мощнее, чем слабое ядерное взаимодействие, ровно настолько, чтобы в этих звездах мог получаться гелий.

– Карлос, я не очень понимаю, что…

– Кроме того, я верю, что если бы сильное ядерное взаимодействие было бы всего на два процента мощнее, чем есть, то все протоны во Вселенной соединились бы еще во время Большого взрыва. А если бы оно было мощнее на десять процентов, то химии не было бы вообще: вся материя в мире присоединилась бы к ядру атома, а вокруг не было бы ничего. Я верю, что плотность межзвездного вещества тоже четко определена. Если бы она была слишком высокой, Вселенная очень быстро вернулась бы в первозданное состояние и времени, чтобы что-нибудь появилось, не осталось бы, а если бы она была слишком низкой – не было бы достаточно вещества, чтобы образовались галактики.

– Хорошо-хорошо, я пошел работать…