Я всегда остаюсь собой

Не объяснять же ему, что варианта «обменяться» для меня не существует.

Наконец такси приехало. Когда я открыл заднюю дверь и сел, водитель оглянулся на меня, пытаясь понять, из разговорчивых ли я. Нет. Через пару минут после начала поездки я уже сделал вид, что сплю.

И вот какое дело: сейчас я должен был бы наводить порядок в своих мыслях, но заметил, что вместо этого навожу порядок в своих воспоминаниях.

Первый последний раз, когда я видел Тамар, был приятнее второго. Мы были такой парой: стеснительный мальчик, который не знает, надолго ли еще задержится в этом районе, и энергичная девочка с тонкой улыбкой, которая не думала больше чем на пять минут вперед. В этом возрасте люди видят вас, когда вы сидите и молча едите вместе мороженое, и думают, что вы такие милые: посмотрите, как они стесняются взглянуть друг другу в глаза, смотрите, как они не знают, далеко ли друг от друга садиться. Многим кажется, что в этом возрасте политика любви очень простая. Но это не так. Бабочки в животе ровно такие же, только живот у вас не такой толстый, поэтому, когда они там машут крылышками, вы дрожите больше.

Это была обычная встреча. В этом возрасте – одиннадцать-двенадцать лет – дети не могут поехать в Нью-Йорк, повинуясь минутному порыву. Они идут в торговый центр поесть пиццу или мороженое, сидят на ступеньках и разговаривают ни о чем, но с важным выражением лица, идут в кино и думают, можно ли положить руку на подлокотник между креслами, так, чтобы она касалась ее руки – и в то же время не касалась, – а если можно, то как. Это волнительно, это пугает, это ново, но с точки зрения процедуры это действительно прекрасно продумано.

С другой стороны, это была необычная встреча. Потому что мы почувствовали, что разные концы спектра, на которых мы находились, как-то сблизились: мы ели мороженое в каком-то медленном и мягком ритме, а в темном кинотеатре на фильме, ужаснее которого я в жизни не видел, мизинец моей правой руки явно касался мизинца ее левой руки на протяжении всего фильма и никто из нас не убирал руку.

Потому этот вечер закончился лучше, чем я мог бы себе представить.

Мы познакомились в школе. Ничего особенного. Простая детская вспышка симпатии, которая оказалась чем-то большим, чем предполагалось вначале. Как травинка, которая пробивается через растрескавшийся асфальт. Сам факт, что она смогла прорасти, уже удивителен. Никто не оценивает силу маленьких травинок по достоинству.

Противоположности не всегда притягиваются, но они интересуют друг друга и часто выясняют, что они, оказывается, гораздо ближе, чем думали. Итак, на той самой перемене, когда я сидел с друзьями на ступеньках возле баскетбольной площадки и смотрел на то, как играют старшеклассники, Тамар прошла мимо нас, одна, – как раз тогда, когда я пытался рассмешить друзей тем, как я передразниваю других.

Все хотят быть особенными, отличаться и в то же время принадлежать к группе и быть как все, просто я старался сильнее, чем все остальные. Еще до того, как я узнал, что не могу обмениваться, еще до того, как я понял, что целый мир скрыт за занавеской, которую мне никогда не отдернуть, я тратил множество усилий, чтобы получить крохи внимания и симпатии от переменчивого и многоликого существа, которое называется «все».

Проходя мимо, Тамар, беззаботная рассеянная девочка с веснушками, застала меня в момент творческого пика. Как стендап-комик, который понимает, что аудитория уже его, я исполнял свои номера один за другим, меняя голос, пластику, изображая то знаменитых людей, то учителей, то вожатых, то родителей одноклассников. Не стесняясь, с полной самоотдачей. Все можно, когда борешься за внимание и любовь публики.

Она прошла и остановилась, посмотрела на нас, а когда прозвенел звонок на урок, она улыбнулась мне и сказала: «А ты смешной».

Как известно, быть смешным – это лучший первый шаг к сердцу женщины.

Неделю спустя она присела рядом со мной на скамейку в парке, где я читал книгу, чтобы скоротать два часа между окончанием уроков и возвращением отца домой. Мы заговорили. Деревья вокруг нас источали сладковатый запах, который я помню до сих пор, и я впервые услышал, как Тамар смеется.

Как-то так получилось, что мы подружились. Я пытался вести ее своей дорогой, а она старалась утащить меня в открытое море. Мы делали уроки, сплетничали на переменах, болтали в походах, а через некоторое время даже стали ходить в кино, одни в темноте смотрели фильмы. Сегодняшним детям не понять.

Но после того самого фильма мы больше не встречались. Наши мизинцы соприкоснулись в первый и последний раз, как выяснилось. Папа сказал мне, что мы уезжаем, и я не удивился. Это назревало уже несколько недель. Мы перемещались из комнаты в комнату не так, как раньше, не так обычно и расслабленно, как люди ходят у себя дома. Чувствовалось, что стены уже временные.