– Нет, Второму, – сказал Горький.
Больше приятеля в гости не звали.
Прут заметил, что в путеводителе по городу Калининграду есть фраза: «В городе Калининграде родился великий немецкий философ Иммануил Кант».
Выступая в Доме литераторов на вечере Академии наук, Прут рассказал про своего друга академика, что в его трудах нашёл фразу, которая одна уже увековечила её автора. И процитировал:
– «В Ленинграде на Дворцовой площади стоит колонна…»
– Ну и что? – спросил академик из первого ряда. – Все правильно.
– Я не закончил, – невозмутимо продолжал Прут. – «А на ней изображение ангела в натуральную величину». Получается, что моему другу известна натуральная величина ангела.
Эстрадный артист, куплетист Н. Рыкунин когда-то отдыхал в «Империале». Вышел на улицу и увидел, как к санаторию подъехал шикарный автомобиль. Из него вышел молодой человек и спросил:
– Вы, наверное, русский? Только русские так рассматривают автомобили.
– Да, – признался Рыкунин, – я из Москвы.
– А вы знаете Прута?
– Это мой друг, – сказал Рыкунин.
Молодой человек отдал Рыкунину свою машину на целый месяц. Это был сын школьного друга Иосифа Леонидовича Прута.
Когда Прут однажды приехал в Лозанну, местная газета написала: «Из Советского Союза приехал господин Прут. Не вздумайте говорить при нём тайное по-французски. Он этот язык знает лучше нас».
Прут сказал мне:
– Никита Богословский у меня вот здесь, – и показал кулак.
– Почему?
И я услышал такую историю.
Однажды Пруту позвонил Павел Лисициан и попросил послушать его концерт, который будет по радио после двенадцати ночи.
– Тебя, – сказал Прут, – я готов слушать и после двенадцати.
Прут сел в кресло и стал слушать. Объявили «Вступление к трём неаполитанским песням» и заиграли мелодию песни «Тёмная ночь».
Прут тут же позвонил Богословскому и объявил:
– Ты говно.
– Кто это говорит? – спросил спросонья Богословский.
– Весь город говорит. Я только что слушал «Вступление к неаполитанским песням».
А дальше Прут сказал мне:
– Хорошо ему теперь знать, что Прут у него всегда в тылу? Это даже немцам не нравилось.
А это четверостишие Прут сам сочинил и спел в ЦДРИ в присутствии Соловьёва-Седого на мотив «Хризантем»:
В «Империале» одна женщина пожаловалась Пруту, что не может здесь спать, поскольку фонари ночью с улицы светят ей прямо в окно.
Прут сказал мне:
– О, это то, что я себе сам сделал в Москве. У нас возле дома не горели фонари. Я позвонил начальнику милиции и сказал ему, что, если мне ночью встретится академик из соседнего подъезда, я его зарежу.
– Почему? – спросил начальник.
– Я буду думать, что это бандит, а отвечать придётся тебе.
– Почему?
– Потому что я знаком с министром МВД, а ты нет.
Вечером все фонари перед домом горели, и никто в доме не мог спать, в том числе и Прут.
Наум Лабковский, переводчик и сатирик, перевёл с украинского на русский Остапа Вишню.
Прут сказал:
– Перевёл с малорусского на ещё менее русский.
Память у Иосифа Леонидовича и в восемьдесят пять была потрясающая. Он помнил логарифмы разных чисел и даже число пи до восьмой цифры. Я проверял.
Поэт Рудерман, написавший песню «Тачанка», жил на Тверском бульваре. Пошёл на улицу Горького покупать диван. В магазине ему дали тележку, и он повёз свой диван на тележке.
В это время улицу Горького оцепили – по ней ехал какой-то высокий гость.
Рудерман подошёл к постовому и сказал:
– Я писатель Рудерман. Я купил себе диван.
Милиционер подумал, что это какой-то чокнутый, и отмахнулся от него, послал к капитану.
Рудерман подошёл к капитану:
– Вы товарищ капитан? Я писатель Рудерман. Я купил себе диван.
Капитан послал его вместе с диваном. Хорошо, что оцепление через час сняли.
Это про Рудермана, который болел туберкулёзом, Светлов сказал:
– Если бы не туберкулёз, он бы уже давно умер.
Дело в том, что туберкулёзникам давали дополнительное питание.
Никита Богословский однажды пришёл на собрание композиторов и сказал:
– Я у вас отниму всего одну минуту. – Вынул ноты и спросил: – Кто может сыграть с листа?
Кто-то вышел и по нотам сыграл песню «В лесу прифронтовом».
– Что это? – спросил Богословский.
Все ответили:
– «В лесу прифронтовом» Блантера.
– А теперь прочтите, что написано на нотах.
Там стояло: «Вальс из оперетты „Чёрная пантера“. Композитор Имре Кальман».
Дядя Прута умер в Париже в возрасте ста лет.
Когда ему было девяносто восемь, позвонила секретарша врача и стала заполнять анкету: адрес, диагноз, этаж, код и, наконец, возраст.
Дядя сказал:
– Девяносто семь лет.
Прут спросил:
– Зачем ты соврал, тебе же девяносто восемь.
Дядя ответил:
– Врачи не любят лечить стариков.
Прут на встрече с труппой Карловарского театра рассказывал: