Я всех их знал. История моих знакомств, серьёзных и не очень

Вот и приехали вы ко мне в 1969 году вместе со Златой. А у нас дома и покормить-то вас было нечем. Стыдоба-то какая! У меня зарплата в то время 110 рублей и авторские 18 рублей в месяц. У мамы пенсия 52 рубля. В общем, полный порядок. И мама моя, Царство ей Небесное, испекла из картошки какие-то блинчики. Вот мы и ели их втроём, сидя у круглого стола за холодильником на кухне 6 метров. Съели мы эти драники и договорились дописать твой номер «Вечер встречи». Было у тебя там три строчки от учащегося кулинарного техникума. Мы с соавторами написали текст для нескольких персонажей. А пригодилось только несколько строчек, которые я для этого учащегося накропал.

Профессор налил тарелку супа и спрашивает:

– Чего в супе не хватает?

А я суп съел и говорю:

– Хлеба.

Что-то в этом роде.

И чего только потом я для тебя не писал. Помню, для телевидения на 23 февраля пародию на Анофриева:

А глаза как кнопки на баяне.
В кепке ты похож на Мастроянни.

Очень нам нравились эти «кнопки на баяне». А вот ещё пародия на махрового куплетиста – на мотив популярной тогда песни «Сердце на снегу». Это, как говорится, «вообще атас».

Белый снег, битый лёд,
Под Москвой шофёр живёт.
Этот парень удалой
На дороге столбовой
Бросил на снегу
Свою супругу.
Он стыд и срам потерял,
От алиментов сбежал,
Как слеза по щекам.
И только лишь ветра свист,
Как исполнительный лист,
Догоняет алиментщика!

Сегодня кто-то прочтёт и подумает: вот бред, разве могло быть такое! А оно, такое, почти не отличалось от того, что исполняли настоящие куплетисты.

Помнишь, Набатов пел, лауреат Государственной премии:

Поговорить о чём бы?
Может быть, о Чомбе?

Или ещё один очень в то время популярный артист пел на правительственном концерте под гром аплодисментов:

В магазинах наших недостатки есть,
Но достоинств больше,
Всех не перечесть.
Вот уже подряд который год
Партия к победам нас ведёт,
Партия к победам нас вёдет.

Хорошо!

Надо тебе сказать, Гена, что тогда ты был прижимистым по части расплаты за номера. Причём деньги были не твои, а государственные. Утёсовского оркестра. А может, тебе их и не давали. А номера-то нужны, вот тебе и приходилось хитрить. К тому времени относится и первый наш конфликт. Слава богу, недолгий.

Потом, помню, идём мы по Сокольникам с какого-то нашего общего концерта. Мне на тренировку надо по конному спорту. И ты мне толкуешь про какие-то новые пародии. А я тебе толкую, что за номера платить надо. И так мы дошли до моего дома на Новоалексеевской. Оба обиженные, но ссориться не хотелось. Уже тогда была симпатия. Дело было 4 мая, и я тебя позвал к себе на завтрашний день рождения. Но ты не пришёл.

Работал ты тогда в оркестре Утёсова, и был я однажды на концерте этого оркестра в ЦСКА на «Аэропорте». А я почему-то на этом концерте оказался с Альбертом Писаренковым. Ты тогда исполнял рассказ «Мытищи» Марка Захарова, в то время ещё юмориста.

Мало кто теперь помнит такого юмориста, который тогда чуть ли не в каждом «Добром утре», шепелявя, читал свои юмористические рассказы. Кстати, несколько лет назад, случайно подвозя Марка Анатольевича на машине, я спросил, почему он бросил это дело. Рассказики-то были очень смешные. Он сказал мне, что однажды выступал в одном концерте с Аркановым и Гориным, и эти «добрые мальчики», в то время опытные эстрадные волки, пошли выступать перед ним. А он после них провалился так, что навсегда бросил этот жанр. А зря, очень милые были миниатюры. Не эстрадные, но очень симпатичные.

Кроме «Мытищ», ты исполнял пародию Хайта на Николая Озерова. Пародия была блеск. Делал ты её превосходно. А Писаренков злобствовал. Помню только одну фразу: «Чтобы Генка закончился как артист, надо отравить Хайта».

А потом был конкурс, на котором ты провалился, не прошёл даже на второй тур. Как сказал когда-то Станислав Ежи Лец: «Сатира никогда не может взять призовых мест, потому что в жюри сидят её персонажи». Так оно и получилось.