Я всех их знал. История моих знакомств, серьёзных и не очень

И вот 1993 год. В Москву приехал Феликс Камов с женой Тамарой. И Лариска Рубальская решила всех нас собрать и предложила поехать на вернисаж в Измайлово. Удивить хотела Феликса. Мы все поехали. И Хайт тоже. А я с ним даже не здоровался. И вот мы ходим вместе, где-то даже остаемся вдвоём, а я демонстративно от него отворачиваюсь. Вижу, что он хочет заговорить со мной, но всё равно отворачиваюсь. Вскоре бродить среди этих вторичных товаров Феликсу надоело, и мы поехали домой к Лариске. Сели все за один стол, выпиваем, закусываем.

Перед обедом Феликс мне тихо так говорит:

– Ну, неудобно, что ты с ним даже словом не перемолвился.

Хайт сидит напротив меня, что-то рассказывает смешное. Не будешь же, как дурак, сидеть с серьёзной миной. Я тоже смеюсь, раз смешно. Потом он с чем-то ко мне обратился, я ответил. Так вроде и разговаривать начали.

О том, что было, ни он, ни я не говорили. Через некоторое время он мне позвонил, мы стали общаться. Тех отношений, которые были у нас когда-то, теперь, конечно же, не было. Он стал несколько иным. Гордыни стало, как мне показалось, поменьше. Однако с Лариской Рубальской, которая когда-то была в него почти влюблена, у них отношения так и не восстановились.

– Ну да, – сказал он мне, комментируя её популярность, – конечно, песни эти оставляют желать лучшего, однако их поют, и она популярна.

И ещё как-то он выразился по поводу Лариски:

– Знаешь, она вполне может сказать мне: «Когда вы гуляли, мы вам не мешали, а теперь мы гуляем, и вы нам не мешайте».

Я вел тогда по Московскому каналу передачу «Шут с нами» и пригласил Хайта. Он, конечно, был интересен и искромётен по-прежнему. Но не удержался и сказал в эфир:

– Арканов зачем-то поёт. Аркан, бросай ты это дело, ведь ты же писатель.

Я ничего не вырезал, так и оставил, предварительно спросив:

– Оставлять или нет?

– Оставляй, – сказал он. – Аркан талантливый человек, а занимается ерундой.

И я оставил, хотя это и было со стороны Хайта довольно жестоко.

В это время он снова сошёлся с Хазановым. Они ездили с ним в Германию и в Америку.

Что касается репертуара для эмигрантов, то равных Хайту не было. На еврейскую тему он мог написать как никто. Поехав в Америку в первый раз с Хазановым, он имел успех нисколько не меньший, а потом уже и сам ездил с гастролями по Америке. И гастроли эти были очень успешными.

Хайт вернулся на эстраду. Это был, по-моему, единственный случай, когда человек, однажды бросив эстраду, сумел вернуться в жанр. Обычно это практически невозможно. Но Хайт был настолько талантлив, что ему удалось.

Он написал для Хазанова несколько хороших номеров.

Был какой-то год, то ли 1980-й, то ли 1982-й, когда одновременно в Москве шли три сольных спектакля: Хазанова, Петросяна и Винокура. И все три были написаны Хайтом, при участии, правда, Левенбука в петросяновском и винокуровском спектаклях.

Я помню, мы тогда случайно встретились в Москонцерте со Жванецким, и Миша, человек очень ревнивый к чужому успеху, говорил мне:

– Леонидик, объясни, как это у него выходит. Три спектакля одновременно. Леонидик, как это так?

Мне очень хотелось помочь Хайту в 90-х годах. Он был очень талантливым автором, а его широкая публика практически не знала. Задорнов, который в 1980 году в подмётки Хайту не годился, в 1990 году был уже фантастически популярен. А Хайта знали только артисты и та часть публики, которую интересуют авторы. Если бы он в ту пору попробовал дать сольный концерт в Москве, думаю, не собрал бы и трети зала.

Но он здесь, в России, и не выступал, а выступал там, где его знали, – в Америке. Раз в год с новой программой проезжался по всей Америке и выступал при полных залах.

После поездки в Германию он сделал мне одно очень заманчивое предложение. Там их с Хазановым продюсер Миша Фридман предложил Хайту издавать для немцев газету на русском языке. К тому моменту в Германии было уже около миллиона немцев, практически русских людей, родившихся в СССР и там же проживших всю жизнь. Им было интересно читать на русском, но о немцах.

Хайт предложил мне вместе с ним делать эту газету. Если издавать её тиражом в 10 тысяч и продавать по две марки, то это 20 000 марок. Если выпускать её два раза в месяц, то это 40 тысяч. Миша Фридман в то время делал концерты в Германии. Одна Ротару дала 48 концертов. Там на концертах можно было на первых порах газету и продавать.

Дело было в октябре. Мы решили выпустить газету к Новому году. С этого и начать. Всё обсудили. Хайт куда-то уехал, а я принялся за дело. Заказал хороший коллаж – новогодний политический, с Колем и Ельциным, своему приятелю, Андронику Миграняну, заказал международный обзор. Таничу заказал какую-то сказку на тему истории СССР в вождях. Сам сделал и подобрал отдел юмора и детский отдел. Узнал, что Вадим Тонков был внуком великого архитектора немца Шехтеля, и с ним тоже сделал интервью о дедушке. Хайт должен был привезти из Германии материал на местную германскую тему. На всё про всё Фридман мне выделил 1000 марок. А я за 600 марок всё собрал и даже договорился напечатать 10 тысяч экземпляров.