Я всемогущий

Андрей сидел за столом и увлечённо играл в компьютерную «стрелялку». Человечек на экране отбивался от гигантских восьмируких каракатиц, похожих на клонов древнеиндийского бога Шиву. Не отрываясь от консоли управления, Андрей глянул на меня через плечо и сказал:

— Здравствуйте, дядя Платон.

И тут одна из каракатиц, воспользовавшись заминкой героя, нанесла смертельный удар экранной фигурке. Заиграла траурная музыка.

— Здравствуй, Андрей. Извини, что тебя отвлёк.

— Ничего, — весело сказал он. — Сейчас оживим.

Он потянулся к клавиатуре и, быстро перебирая пальцами, нажал несколько клавиш. Экранная фигурка вновь поднялась и с удвоенной энергией принялась молотить опешивших от такой прыти врагов.

— Ловко ты это сделал, — пробормотал я, наблюдая, как от каракатиц остаются лишь пятна синей слизи.

— Ага, — кивнул Андрей. — Это чит-код такой, чтобы тебя не убивали.

— Чит-код?

— Ну да, — Андрей бросил на меня мимолётный взгляд. — Вводишь код — и оживаешь. Можно вообще бессмертным стать. Или есть коды на бесконечное оружие, ну или аптечку там, или невидимость для монстров.

— И ты используешь все эти коды?

— Нет, конечно, — он энергично помахал головой. — Тогда играть неинтересно становится. Если тебя нельзя убить или у тебя нескончаемые ресурсы, то тогда смысл игры пропадает. Прёшь, как танк, всех мочишь, а сам неуязвимый — в чём интерес?

Я рассеянно покивал. Нескончаемые ресурсы — что-то мне это напоминает. Да и невозможность убить тоже.

Вернувшись на кухню, я раздобыл нож и стал задумчиво резать торт на кусочки. Как забавно всё-таки получается: кажется, я подобрал чит-код к своей жизни. А может быть, и ко всему этому миру. Осталось только понять, в чём же здесь интерес…

— Мне это неинтересно. Просто неинтересно, понимаешь?

Олег не собирался сдаваться:

— Платон, ну что ты говоришь! Мы с тобой, да чего там — ты сам создал огромную империю под названием «Корпорация Снег». Ты с такой любовью выращивал её, холил, лелеял. Ты помнишь, как мы тряслись, когда на нас тогда, вначале, стала наезжать налоговая — а мы едва-едва на ноги встали? А эти бесконечные суды с производителями мороженого, когда перед нами просто закрывали рынки целых континентов? А все твои проекты! Каждый раз, когда ты вкидывал новую идею — мне она казалась безумной, мне хотелось сохранить то, что есть, — а ты тянул нас дальше и дальше своей энергией, своими усилиями, иногда преодолевая сопротивление всего коллектива. Эта твоя идея со снежными парками — исследования показывали, что она неинтересна потребителям, а ты наперекор всем открыл первый «Снежный Мир» — и оказался на коне. А фруктовый снег? Бросить вызов целой продуктовой категории — об этом мы боялись даже подумать, а ты был уверен в успехе — и выиграл. А сейчас говоришь, что тебе неинтересно?

Солодовников расстроенно махнул рукой, плеснул в стакан ещё вина и залпом выпил. Потянулся опять к бутылке, но остановился и посмотрел на меня тяжёлым взглядом:

— Платон, мы же сейчас на вершине. Разве не об этом мы мечтали?

Я выдержал его взгляд и тихо произнёс:

— А что делать, когда мечта сбывается? Что делать дальше?

Вопрос повис в воздухе. Олег пытался что-то ответить, но хмыкнул и задумался. Я помолчал немного и добавил:

— А что делать, если сбывается любая мечта?

За стенкой, в гостиной шумел телевизор — Алка смотрела новости. Вдруг она сделала звук громче и крикнула:

— Олег, Платон, про вас сюжет показывают! Про снежный заповедник на американских озёрах!

— Солнышко, мы заняты.

Звук телевизора стал тише.

— Понимаешь, Олег, — продолжил я разговор, — неинтересно мне как раз потому, что в бизнесе уже не осталось достойных целей. Стало не о чем мечтать. Денег у нас — больше некуда. Идеи — все как одна, даже самые безумные — выстреливают. Хочешь — к нам завтра обратится правительство Непала по вопросам оснащения снегом Гималаев? Скажут, что в результате природного катаклизма снег стаял, вид на горы ухудшился и рушится индустрия туризма.

В глазах Солодовникова появилась смесь недоверия и восторга:

— Ты и это можешь?

— Я могу очень многое. Только непонятно, зачем мне самому это нужно. Тратить дар на себя просто больше некуда. Неинтересно. Единственная достойная цель — это помогать другим.

Олег внимательно смотрел на меня. Потом улыбнулся и произнёс, пытаясь разрядить обстановку:

— Тогда тебе нужно идти в президенты.

Я ничего не ответил. Олег смотрел на меня, и улыбка удивлённо сползла с его лица:

— Платон, ты что, серьёзно?

Я не люблю, когда сотовый телефон звонит популярной мелодией. Непопулярные, впрочем, мне тоже не нравятся. Поэтому я и не пользуюсь всем богатством современной мобильной полифонии. Одна из моих трубок при звонке имитирует трель допотопного дискового аппарата. Этот номер есть у достаточно широкого круга деловых партнёров и знакомых. Вторая, чей номер известен лишь Олегу, Ирине и ещё паре-тройке человек, негромко попискивает, как комар. Такой писк обычно не слышит никто, кроме меня. Иногда это бывает полезно.