Я всемогущий

Это было забавно — выйдя на улицу и смешавшись с толпой, я даже как будто стал ниже ростом. Из исполинской фигуры, вылепленной обитателями Кремля и Дома правительства, я вдруг сделался обычным случайным прохожим — ничем не примечательным.

Я шлёпал прямо по раскисшему московскому декабрю, но мне везло, и капли грязи не попадали ни на одежду, ни на обувь. Люди, старательно обходящие лужи, смотрели на меня удивлённо.

А я остановился и посмотрел на них. Лица. Обыкновенные московские лица. Много довольных, счастливых физиономий, но ещё больше — невесёлых, угрюмых, несчастных. Стало ли больше у людей радости с тех пор, как я пришёл во власть? Не знаю. Конечно, успехи страны — это далеко не всё, что нужно человеку для счастья. У всех есть личная жизнь, какие-то мелкие собственные проблемы, которые могут отравлять существование. И что этому Ване Петрову — я посмотрел на уныло бредущего подростка, не сомневаясь, что если захочу взглянуть в его паспорт, то обнаружу там именно эти имя и фамилию, — что ему до российской экономики и внешней политики, если вчера отказала любимая девушка, а сегодня полетела материнская плата на компьютере?

А ведь я хотел сделать счастливыми всех — и его в том числе. Тогда, на райском тропическом острове Катя дала мне эту очевидную идею — использовать свой дар не для себя, а во благо других людей.

Катя… В памяти возникли смеющиеся тёмно-синие глаза, и я осознал, что не видел её уже несколько лет. Я почти потерял с ней контакт — знаю лишь, что она до сих пор живёт в Муроме, вышла замуж, кажется, родила ребёнка.

Я свернул на Новый Арбат и дошёл до железнодорожных касс. На рекламном щите был нарисован стилизованный паровоз.

— Один билет до Мурома. На ближайший поезд.

Улыбчивая девушка затрещала клавишами компьютера.

— Через полтора часа с Казанского, скорый, успеете?

— Конечно, — я улыбнулся.

Девушка окинула взглядом мою одежду:

— Вагон СВ подойдёт?

— Вполне, — ответил я и протянул паспорт.

— Платон Колпин? — удивилась она.

— Тёзка, — соврал я.

Игра света и тени. Прядь волос, закрывшая лоб.

Найдя своё место в вагоне, я набрал номер референта.

— Оля, это Колпин. Отмени, пожалуйста, все мои дела на ближайшую пару дней.

— Платон Сергеевич! — Ангельский голос Ольги в трубке стал несчастным. — Но как же завтрашняя встреча…

— Отменяй всё, — я смотрел в окно на ноги, десятки пар ног, шагающих по перрону. — Я уезжаю.

— Куда?

— В отпуск, — без затей ответил я. И сразу стало легче. И действительно показалось, что я просто еду в отпуск — как когда-то давно, ещё до всех этих больших корпоративных и государственных дел.

Трубка молчала. Ольга пыталась осознать услышанное. Раньше в её практике такого не случалось — отпуск президента готовился заранее, с привлечением нескольких служб безопасности, личного самолёта и тщательной проработкой маршрута и программы отдыха.

— А если будут звонить, спрашивать…

— Те, кому надо, могут позвонить мне напрямую. Остальные пускай ждут. Со мной связывайся, только если случится что-то из ряда вон… — я на мгновение задумался, — впрочем, нет, ничего такого не случится. Да, если журналисты будут доставать пресс-службу, то им пускай отвечают, что президент предпочёл не раскрывать место своего отдыха.

Дверь купе отъехала в сторону, и вошёл мой попутчик.

— Оля, ты всё поняла? — Я поспешил закончить разговор.

— Да, Платон Сергеевич, — с готовностью ответила она.

— Тогда отбой, — сказал я и прервал звонок.

Попутчик, хмурый мужчина средних лет в джинсах и потрепанном пиджаке, не поздоровавшись, принялся запихивать сумку в багажное отделение. Справившись с этой задачей, он уселся напротив меня и уставился в окно.

Поезд тем временем тронулся — незаметно. Когда-то я любил ловить это мгновение — между покоем и движением, хотя чётко ощутить его удавалось не всегда. Ноги на платформе сменились окнами соседнего поезда, затем длинной вереницей цистерн, а после — грязноватым бетонным забором, отгораживающим железную дорогу от Москвы.

Я ещё раз посмотрел на попутчика. Он обозревал пейзаж, время от времени морщась, как от головной боли.

Ещё один из тех, кого я стремился сделать счастливым. И что — стал он таковым?

— Ты счастлив? — спросил я вслух.

Попутчик оторвал взгляд от окна и недоумённо посмотрел на меня. Несколько секунд он вглядывался мне в лицо — я уже почти решил, что узнан. Но в конце концов он, судя по всему, сделал вывод, что мы незнакомы, а перед ним — просто случайный человек, который не прочь почесать языком от безделья.

Мужчина обернулся к сумке и вытащил из бокового кармана две бутылки пива. Одну протянул мне:

— Будешь?

Я покачал головой. Попутчик пожал плечами, ловким движением откупорил бутылку и хорошо к ней приложился.

— Нет, — наконец сказал он, не выпуская бутылку из рук. — Не счастлив.

— А почему? — спросил я. За окнами, понемногу ускоряясь, проплывали, как величественные корабли, современные небоскрёбы. — Вон, смотри, — я кивнул на них, — страна расцветает, богатеет, становится сильной. А ты почему-то не счастлив.

Попутчик ухмыльнулся:

— Да что мне до страны…