– Спасибо не булькает, – тоном заправского сантехника времён развитого социализма сообщил Ёж.
– А что булькает? – наивным голоском прощебетала Соня.
– Брось, – вдруг повернулся к ней Ёж. – Ты знаешь, что мне надо, Соня.
Он очень редко звал её по имени. Всё больше Смертью или Смертушкой.
«Предпочту думать, что Она и впрямь похожа на тебя. Так подыхать легче станет», – как-то раз объяснил он.
Соня помолчала. «Хаммер» мирно урчал мотором, словно сыто рыгающий доисторический динозавр, страдающий несварением желудка.
– Ёжище, ты… Я ж тебя не люблю, – вырвалось у неё. – Дружу, да, – сделала она над собой усилие, потому что перед глазами вновь встала расстрелянная женщина-водитель подбитой «брэдлины». – А когда без любви – так есть ли разница, кому меж ног свою снасть запускать?
Ёж дернул щекой, валиками выкатил губы.
– Ты мне нужна, Смертушка. Ты, и никто другой. Прости за банальность.
– Но разве этого так добиваются?
– А как? Я по-другому не умею. Деффки всякие на шею вешались, не без того, а нужна – вот ты. И не переспать, нет. Чтобы рядом была, чтобы, когда шакала на прицел беру, твоё бы плечо чувствовалось.
– Эгоист ты, Ёж! – Отчего-то Соне стало смешно. Надо ж, выслушивать признание в любви, сидя в захваченном джипе внутренников! – Что тебе нужно, ты подумал. А мне каково?
– Я старался быть полезным, – глухо ответил Ёж.
– Так думаешь, я это не ценю? Но… я не знала, что с тобой за это надо будет натурой расплачиваться.
Ёж дёрнулся, словно от пощёчины.
– Никогда я такого не… да в уме ль ты, Смертушка!
– Тогда не будем продолжать, ладно? – тихо сказала Соня. – Мы – друзья. Думаешь, для меня это ничего не значит? Думаешь, человека ценишь, только когда с ним спишь?
Ёж помолчал, нервно барабаня пальцами по рулю.
– Поехали, а? – Соня тронула его за рукав. – Мои там переживать станут. Машка с ума сойдёт…
– Поехали, – уныло согласился Ёж. – Ну хоть скажи, Смертушка, какого рожна тебя сюда понесло? И зачем в этой глуши тебе такой арсенал? Ехали б чистыми да горя не знали. Вы ж все легальники, это мне попадаться нельзя!
Не ответить было бы совсем по-гадски.
– Человека одного я искала, Ежище. И вот наконец нашла.
– Поздравляю. – Ёж кисло улыбнулся. – Так его что, причморить надо? – Он кивнул на заднее сиденье джипа, заваленное оружием и патронными цинками.
– Нет, не причморить. Поговорить только.
– Не пойму я тебя, Смерть. Ну да ладно, так оно даже интереснее. – Ёж тронул машину. – Я тут ещё покантуюсь, на Киприи-то. Погляжу, что к чему. Подстанция тут опять же имеется, глядишь, чего умное мне в голову и придёт…
– Всё равно – спасибо тебе, – Соня погладила парня по плечу. Тот слабо улыбнулся.
– Не за что, Смерть. За тобою не заржавеет – ни пулею на этом свете, ни угольками на том.
…Оружие ребята расхватали, словно детвора подарки из-под рождественской ёлки. Ёж постарался – новенькие «хеклер-кохи» G36, «коммандо» и специально для Машки – снайперская «эрна» SR-100 в придачу к старому верному «узи».
– Не тяжело тащить будет? – иронично осведомилась Соня, наблюдая Машкины восторженные кудахтанья.
– Ты что, командир! Да я с таким Волгу переплыву! Догола разденусь, всё брошу, только не «эрночку»! Сонь, а нам её насовсем дали? Или отберут?
– Насовсем, насовсем, – успокоила её Соня. – Давайте, ребята, встали и пошли. Ночь надвигается, а нам восемь кэмэ по лесной дороге топать, ноги ломать.
Деревню они обогнули по широкой дуге, выбравшись на просеку с ЛЭП. Кроссовки сменили на сапоги – и вовремя, под ногами немедленно захлюпало. Вышли на дорогу, но легче не стало – глинистая, вся в глубоких лужах, где проваливались чуть ли не по колено. Светила луна, но её застили сошедшиеся лесные стены, так что пришлось включить фонари. Узкая тропинка то и дело ныряла в придорожные заросли, огибая почти непроходимые, широко разлившиеся лужи. Сонина команда тяжело пыхтела под рюкзаками, Машка обливалась по́том, бережно, точно ребёнка, прижимая к груди тяжеленную семикилограммовую «эрночку».
Сперва Соня не могла думать ни о чём другом, кроме исполинских и вечных луж, вольготно разлёгшихся по всей ширине дороги. Надвинувшийся с боков гигантскими тисками лес казался просто тёмными неживыми стенами. Ребята старались, месили сапогами глину, и все, казалось, думали лишь о том, как бы поскорее дотащиться до этого, как его, Осташёва, чтобы сбросить груз с плеч, выпрямиться, расправить плечи.
Соня тоже колготилась по грязи, то и дело смахивая пот со лба, точно так же поддёргивала тяжёлый рюкзак, врезавшийся в плечи, считала шаги и метры – до тех пор, пока из чащи на неё в упор не взглянули два больших янтарно-жёлтых глаза.
Странно, но она не замерла, не дрогнула, не вскрикнула. Глаза смотрели без угрозы, глаза не хищника, глаза… Соня не знала чьи, но совершенно точно это существо не собиралось пообедать ни ею, ни её спутниками.