Я всё ещё здесь (СИ)

Я даже успеваю подскочить, скорее инстинктивно, но тут же прогибаюсь и касаюсь спиной одеяла вновь, чувствуя на своём бедре его ладонь.

— Лежать.

Смотрит, кажется, прямо в душу, а я и млею под его приказом, уже полностью забывая, что лежу перед ним, в чём мать родила.

Его рука не дрогает, только продолжает плавать по телу, наглаживая и принося довольно странные ощущения, образующие клубок натянутых нитей внизу живота.

Прикрываю глаза и выдыхаю, когда его массивная ладонь ложится на грудь и чуть сжимает, заставляя разомкнуть губы. Мне нужно ещё, ещё воздуха...

Особенно, когда кистей касается кожаный ремень, сплетаясь вокруг них подобно удаву. А после мои лишённые свободы руки плавно откидываю за голову, не давая шанса привыкнуть и наделяя новыми ощущениями.

Макс снимает бандану, уже было порываясь повязать её на глаза, но сталкиваясь с моим неуверенным протестом. Головой мотаю, а он улыбается слегка, воплощая задуманное и наклоняясь к уху.

— Учись доверять.

Я практически обездвижена невидимыми цепями, я вижу только лишь темноту и это, чёрт возьми, заставляет чувствовать себя, словно на раскалённой сковородке.

Нет, речь ни в коем случае не идёт о дискомфорте, я говорю лишь о пожаре, который пылает внутри и заставляет извиваться, стоит ему положить ладонь на внутреннюю часть моего бедра. Я чувствую его тепло, его желание, я чувствую его... Мне как никогда хочется стонать во всё горло, когда он сменяет пальцы на язык, лаская каждый участок тела и иногда прикусывая, вызывая мурашки. Он оставляет влажную дорожку от ложбинки на груди вдоль по животу, останавливаясь в самом низу и как назло медля. Наверняка улыбается, стоит мне непроизвольно трепыхнуться и понять, что мои ноги сжимаются от перевозбуждения. Я открыта перед ним, я не могу сдерживать того, что внутри, и я хочу сполна иметь то же самое, но пока я лишь утопаю в ощущениях, которыми он мучает меня которую минуту.

Я потерялась во времени, потерялась во всём. Мне хотелось, чтобы это не кончалось, но ещё больше хотелось сорвать с себя эту бандану, а после — сорвать с него одежду и сделать наконец то, чего хотела так долго.

Благо, слуха меня не лишили. Я слышу, как он освобождает себя от тряпок и непроизвольно улыбаюсь, наконец ощущая его между ног. Механически раздвигаю их шире, чувствую, как он медлит, будто издеваясь снова. Но спустя недолгое время мне всё же удаётся почувствовать, как в меня упирается что-то большое, большое и упругое, заставляющее дрогнуть невольно. А потом и вовсе закричать, разрывая былую тишину этой комнаты и нарушая прежний покой.

Он двигается медленно, до жути медленно и сладко, словно заставляя подыгрывать и насаживаться со своей желаемой скоростью. Хочу дотронуться, но он прижимает мои руки к кровати, в прежнее положение, наконец сдаваясь и двигаясь быстрее, пока мой голос не становится нарушителем покоя этого района. Кажется, выпускаю из себя всю дурь и просто слабну в его руках, отдаваясь без остатка и позволяя делать с собой всё, что придёт ему в голову.

И, кажется, проходит вечность, прежде чем он выходит из меня и снимает с моих глаз бандану. А у меня до сих пор во взгляде туман, я даже разглядеть его не могу, пытаясь совладать с собой и хватать ртом воздух, прерывисто так, может даже немного неуклюже. И ещё наконец-то признаюсь себе, что до жути этого боялась. Ведь после последних раз с Глебом желание предаваться близости отбилось напрочь. В голове засела боль, которую пришлось бы испытать ещё раз, но Макс каким-то образом смог воскресить то, что, казалось бы, давно умерло.

Я всё ещё лежу на кровати, в плену его ремня. Я ощущаю его рядом, его горячее дыхание, такое же сбитое и прерывистое. А ещё ощущаю тягучую сладость между ног, их сводит парализующая дрожь, которую не хочется прогонять.

Глаза открыты, не перестаю хлопать ресницами и смотреть на потолок, в то время как голову посещают остатки памяти.

Ах да...

Кажется, я шла за алкоголем.

До жути непривычно просыпаться одной в своей кровати. Непривычно выходить в зал и не чувствовать там ставших родными духов. Непривычно ни о чём не беспокоиться и не ломать голову, что же приготовить на завтрак. А ещё непривычней видеть на диване спящего Миронова.

Он лежит на боку, сложив под голову руку. Светлые пряди беспорядочно разбросаны, плед практически съехал и не грел уже должным образом, а сам Глеб во сне тихо посапывал и иногда брови к переносице сводил, да носом дёргал.

И картина эта заставила Наташу остановиться на минуту и даже усмехнуться.

Она прекрасно знала, кто перед ней. Макс рассказал о том, кто он есть и чем занимается, будучи уверенным, что сестре ничего не грозит. А ей и правда не грозило, ибо “мужество” и “бесстрашие” стали для неё извечными сопровождающими с того самого момента, как она вышла замуж. Вот и сейчас, перед ней сопит себе на подушках уманьяченный псих, а она улыбается себе легонько, продолжая топать на кухню и заботясь только лишь о том, чтоб яиц для омлета хватило.