Постоянные репетиции, съёмки, выступления, фотосессии, в будущем потенциальные гастроли – это звучит как прекрасная сказка, воплотившаяся в реальность, но… Это означает быть с ним двадцать четыре на семь и ежедневно проверять себя на прочность. А я не смогу. Я и так уже наломала слишком много дров.
– Что ж, – пожимаю плечами, отыскивая закладку между страницами. У меня вечно вместо них какие-нибудь фантики от шоколадок и засушенные листья. Нормальные, купленные в канцелярском, куда-то испаряются в первые же дни. – Сочувствую твоей репутации. Правда. Надеюсь, она снесёт позор и не покалечит нежную психику у юных фанаток.
Жду какого-нибудь саркастичного замечания, но вместо этого получаю вопрос совсем из другой оперы:
– Как можно спать среди этой страсти?
Недоумённо прослеживаю за его взглядом, прикованным к коллекции фарфоровых кукол, выстроенных в ряд на книжных стеллажах. Все как на подбор: в пышных платьях, модных шляпах и с идеальными кудрями.
У мамы одно время был пунктик – дарить мне их по малейшему поводу: окончание четверти, четырнадцатое февраля, восьмое марта. Порой просто в честь третьей субботы месяца.
Наверное, она думала, что это в детской иерархии как уровень достатка, а может ей самой они нравились, но покупать себе было вроде как не солидно. Не знаю, но интереса у меня к ним никогда особого не было.
С такими не поиграешь, косички не позаплетаешь, с горок не покатаешь. Только и можно любоваться на расстоянии, а маленькой девочке какое развлечение просто смотреть и не трогать? Так и стоят, пылятся уж какой год.
– Не думала, что ты боишься кукол.
– А ты видела их глаза? Как живые. Прикинь, они в темноте на тебя смотрят. Смотрят, смотрят, а потом моргают. Брр…
Ещё какое "брр". Я вот об этом даже и не думала раньше… А теперь подумала.
– Кто-то похоже пересмотрел Чаки[35].
– А я вообще впечатлительный. На мелодрамах реву белугой. О, знакомые все лица, – замечают притаившегося у стенки плюшевого жирафа. – Когда меня уже вместо тебя будут ночами обнимать?
Отбираю игрушку, прижимая к себе. Моя маленькая слабость, выигранная папой в тире много лет назад и без которой я никуда. И в общагу, и в хаус с собой увезла, в поезде и то с ним сплю. Настолько его заюзала, что ткань местами истёрлась, а тонкие ноги с шеей давно сбились.
– Мечтать не вредно.
– Тогда ещё помечтаю.
– Ты вроде был занят похоронами собственной репутации.
– Ммм… – задумчиво жуют губу, а затем вдруг без предупреждения хлопают по коленке. – Знаешь, что? Рано отпевание устраивать. Есть у меня идейка.
– Какая? Надеть пакет на голову с прорезью для микрофона?
– Лучше. Не боись, ща чё-нить замутим, – окрылённый идеей, Тима лезёт за айфоном, листая сенсорный экран с таким рвением, что странно не слышать треска защитного стекла. – Не то, не то, не то… Да где он? Ага, нашёл! – вскакивают с места, делая прозвон.
Подозрительное рвение не может не напрягать. Особенно его.
– Нечаев, что ты там мутить собрался?
– Не кипишуй, всё на мази.
– Давай только без импровизации?
– Малыш, – с приложенной к уху трубкой подмигивают мне. – Не хочу тебя огорчать, но творчество – это и есть импровизация. А, дарова, – переключается он на принявшего вызов собеседника. – Не, это не тебе. Какой ты малыш? Ты себя в зеркало давно видел? В смысле: чё надо? Соскучился, голос твой услышать хочу. Сам ты заднеприводный. Короч, не гунди, дело есть. Ща тока, погодь, тут связь хреново ловит, я на улицу выйду…
Растерянно смотрю ему вслед, заранее предчувствуя что-то с чем-то. Нечаеву шухер навести ничего не стоит: если надо и строителей наймёт, чтобы те в рекордные сроки возвели концертный зал.
Немного не угадываю: в четверг утром, вместо строителей с чертёжными набросками нового проекта, наблюдаю как из припаркованного к задней части сцены белого фургона поочерёдно вылезают… наши хаусовские ребята.
Опережая Геру, ещё только глушащего мотор, первым из салона резво выпрыгивает Чешир, помогая близняшкам и Софе вылезти на улицу из закрытого кузова.
– Дарова, хлопцы, – приветствует нас последняя, с наслаждением потягиваясь так, что чуть ли не до самой груди задирается её укороченная размахайка. Это Михеев пока не видит, а то дал бы ремня. – Мы пока до вас доехали по колдобинам, я думала, весь съеденный в вагоне-ресторане обед расплескаю.
С открытым ртом наблюдаю как следом за пассажирами из машины выгружаются тяжёлые металлические кейсы и массивные картонные коробки.
– Это что? – единственный вопрос, полагаю, самый логичный в данных обстоятельствах.
– Группа поддержки с современной техникой, – довольный собой пожимает плечами Нечаев, здороваясь с пацанами чисто мужским рукопожатием. – К пятнице подгребут ещё танцоры.
– Танц… Что?
– Я же говорил: если что-то делать – то делать это нужно красиво.
"Делать красиво" – в смысле окончательно взбаламутить деревню грохотом возводящегося металлического каркаса, привезённого срочной грузовой доставкой? Теперь не осталось ни "сосисок" в шортиках, ни ромашек, которые так не зашли Тиму. Вместо них развернулся огромный съёмный баннер с нашим фото и названием группы.