Я – второй Раневская, или Й – третья буква

Пришла зима над Юндетфильмом,
Велели как-то выживать,
Но при желании при сильном
Нам оптимизм – отец и мать!

Я не поэт, прошу простить.
Я лишь одним законом связан:
Поэтом можешь ты не быть,
Но куплетистом быть обязан.

А сниматься когда же?
Скоро же впереди только темный лес.
Хоть сыграть бы в нем пьяного сторожа,
На березу который полез».

Страшно было остаться без маски и хотелось побыть без неё…

* * *

«Если бы не Мария Васильевна, может быть, он долгой жизни такой и не прожил, все-таки Георгий Францевич прожил восемьдесят девять лет, он не дожил до девяностолетия полгода, – рассказывал актер Сергей Николаев. – Почему-то так сложилось, что в девяносто третьем году, в начале года он начал хандрить, и вот эта хандра, она вот завершилась тем, что его не стало. Я ему много раз говорил: «Георгий Францевич, ну, до девяноста надо дожить», – он родился седьмого ноября, и в девяносто третьем году ему должно было быть девяносто лет. Но как-то вот, я говорю, девяносто третий год начался с хандры, и когда я ему говорил: «До девяноста!» – он говорил: «Серёга, хватит, уже хватит». Какой-то уже внутренний настрой у него был на то, что жизнь завершается».

«Когда мы чествовали Милляра в день его 80-летия, – вспоминает Сорокин, – мы до этого с большим трудом обивали пороги Госкино и добились присвоения даже не звания, а всего лишь звания почетного «Отличник кинематографии», которым награждали буквально всех. То есть только представьте, что, дожив до 80 лет, являясь артистом, фильмы которого видели несколько поколений, Георгий Францевич не был отмечен чиновничеством никак».

«Я думаю, что ему не завидовали при жизни, – предполагает приемная дочь Тамара. – А кто хотел бы играть такие страшные роли? Да и вообще ему завидовать было грех. Скромненько был одет. Скромненько жил в быту. У него не было ни машины, ни дачи. Не было стиральной машины, не было пылесоса. У него не было цветного телевизора.

Что ему завидовать?»

И Тамара же продолжает: «Как он умирал? Просто плохо себя почувствовал. Я вхожу к нему – у меня слезы. Он худой, старенький. Но с оптимизмом мне говорит: «Тамарочка, не делайте из этого трагедию». Это говорит о том, что будет то, что и должно быть. Что это все естественно. И за три дня до своей смерти сказал мне, что я замечательный человек. Но попросил: «Только никогда не говорите обо мне плохо». Он меня имел в виду, наверное».

А вот что вспоминает сосед Юрий Зайцев: «Ему тогда трудно было вставать, но он встал. Надел костюм, бабочку, с нами сфотографировался. Я его в апреле сфотографировал и все некогда было проявить. И как раз 2 июня я эти фото сделал поздно вечером. И думал: не буду стариков тревожить. Я утром зайду отдам. И утром уже звоню в 10 утра им в дверь. Мария Васильевна открывает и говорит, что Георгия Францовича нет. Я удивляюсь: “Как нет?” Она: “Умер”».

…Георгий Францевич спокойно готовился к смерти. Попросил отпеть его по православному обряду, ни с кем не разговаривал, отмалчивался на вопросы, углубился в себя. Он ничем не болел и покинул мир спокойно, во сне 4 июня 1993 года.

…После его смерти среди небольшой стопки документов, наград и фотографий обнаружили пожелтевший листочек со стихами, которые Милляр написал накануне своей смерти.

Появился в начале века
И уйду под конец его
В те края, где чужая аптека
Вряд ли нальет чего.
Кто расписался в моей бесполезности?
Рано мне выдали этот диплом!
Сгорел от безделья и умер от трезвости —
Вот что пишите на гробе моем.
А сниматься? Когда же? Скорее же!
Впереди только темный лес.
Сыграть бы хоть пьяного сторожа,
На березу который полез.
Не нужна мне жена чужая
И ролей чужих не хочу,
Но найдется же роль такая,
Чтобы мне пришлась по плечу…
А, наверное, было бы здорово
Под финал, под конец пути
Напоследок сыграть Суворова
И тогда уж спокойно уйти…

4 июня 1993 года он умер. До своего 90-летия не дожил всего пять месяцев. Похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.

«Панихида – беседа в присутствии отсутствующего».

«Георгий Францевич говорит мне:

– Вовочка, скажи, пожалуйста, всем, кто меня будет хоронить – а об этом он говорил – что вы не говорите обо мне плохое», – говорит, актер Владимир Окунев.