Я за тебя умру

Кортеж двинулся по бурным улочкам к Порт-Майо^{152}. Несколько раз им кричали, но остановить экипаж никто не пытался. На спящих дорогах пригорода белесые окна равнодушно смотрели на них; к полуночи глаза у Джози стали слипаться, и пока последняя из французских суверенов выезжала из Иль-де-Франса^{153}, Тиб наконец-то мог разглядывать девушку сколько душе угодно.

В Трувиле, в таверне моряков, провели совет касательно того, что делать дальше. В гавани на якоре стояла яхта; выяснилось, что она ходит под британским флагом и принадлежит сэру Джону Бергойну^{154}. Императрицу убедили отдохнуть под присмотром доктора Эванса, а Тиб и доктор Пилгрим отправились на берег осторожно разузнать о лодке. Полагать, что за их отъездом проследили из Парижа, не было оснований. Поначалу их насторожил только любопытный взгляд, брошенный официантом на императрицу. Но когда договорились о лодке и к ним, запыхавшись, подбежала Джози, у обоих мужчин возникло нехорошее предчувствие.

— Доктор Эванс просит вас в трактир — поговорить с этим официантом. Слоняется по коридору около комнаты императрицы, и когда я заговорила с ним, он только рассмеялся и сделал вид, что не понимает моего французского.

— Я пойду, — сказал Тиб.

— Нет, лучше я пойду, — сказал доктор Пилгрим. — Я всего раз сидел на веслах, и не стоит мне пробовать это одному.

Он живо пошел обратно, но заметив, что Джози рядом нет, обернулся и увидел, что она садится в лодку к Тибу.

— Не волнуйся, — крикнула она, — я умею грести, и вдвоем лучше, чем одному.

Доктор Пилгрим пошел в таверну.

Утро было великолепное, сверкающая бухта заставила Джози забыть о мрачных событиях прошлой ночи и их тревожном путешествии. Они пересекли темную полосу воды в гавани и вдруг очутились в бурном ветреном море. Ход ялика замедлился. Рукоятки весел были толстые, и Джози заметила, что Тибу без больших пальцев стало труднее управляться с ними. Она сказала:

— Я возьму другую пару весел, так мы пойдем быстрее.

Он воспротивился.

— Нет. Вам не стоит.

Но она уже пересела на заднюю банку и вставляла весла в уключины.

— Ладно, — сказал он. — Будете задавать темп.

Минутой позже она очутилась у него в объятьях, а одно ее весло уплывало в море.

— Ох, простите меня, — сказала она, с трудом переводя дыхание, — я, правда, умею грести.

— Ничего страшного.

— Я хочу еще раз попробовать, — настаивала Джози. — С вашими руками вам… — Она не договорила.

— Мои руки в полном порядке, — сказал Тиб. — Я управлюсь за нас обоих.

— Я знаю, что управитесь, — вырвалось у Джози.

Она смирно сидела на корме, пока они не подошли к сияющей яхте. Величественный британец-матрос, наклоняясь над полированными поручнями, спросил:

— Кто хочет видеть сэра Джона Бергойна?

— Он меня не знает, — сказал Тиб.

— Прошу прощения, сэр, но сэр Джон сейчас кушает копченую сельдь, и пока что его нельзя беспокоить.

— Это не важно, — вмешалась Джози. — Я его племянница.

Матрос посмотрел на нее с подозрением. В это время на палубе появился сам сэр Бергойн.

— Сэр, эта леди говорит, что она ваша племянница, — сказал матрос.

Старый капитан подошел к поручням:

— Насколько знаю, у меня нет племянницы.

Джози быстро заговорила с ним по-французски:

— Императрица Евгения в Трувиле. Она хочет переправиться в Англию.

За несколько минут они убедили его в правдивости своего рассказа; он оставил свою копченую сельдь и тост остывать и обсудил с ними план. Было решено, что императрице не следует появляться здесь до сумерек, и он подозвал боцмана.

— Свистать всех наверх.

По свистку на палубе выстроились буквой П два с лишним десятка статуй, и после отрывистого: «Все на местах, сэр», на борту наступила тишина.

— Приказываю сегодня на берег никому не сходить. Вечером на борт поднимется императрица французского народа. Рассчитываю, что ни один из вас не выдаст ни знаком, ни намеком, почему вы остались на борту. Разойдись.

…Уже стемнело, когда весла вновь потревожили воду под яхтой, и доктор Эванс помог императрице подняться по сходням.

— При вас нет камеристки? — спросил сэр Джон. — Полагаю, вас сможет сопровождать эта молодая американка?

— С радостью, — сказала Джози.

— И доктор Эванс тоже?

— Если императрице угодно, я тоже буду рад. Доктор Пилгрим озаботится моими делами в Париже.

— Боюсь, на борту маловато места, — вежливо сказал Тибу сэр Джон.

— Я должен вернуться, — сказал Тиб, но остальные не могли не заметить легкого огорчения на лицах Тиба и Джози.

— Когда вы вернетесь в Париж? — быстро спросил ее Тиб. — Я рассчитываю пробыть там несколько месяцев в качестве корреспондента «Ричмонд таймс диспетч», «Данвилл ньюз» и «Линчберг курьер».

— Вернусь скоро, если сумеете сохранить мир.

Когда они уходили с набережной, там уже собралась беспокойная толпа любопытных.

— Выходим в море немедленно, хотя переход ожидаю бурным, — сказал сэр Джон.

Печальная, убитая горем императрица Евгения раздавала матросам луидоры^{155}.

— Этим двум молодым американцам тоже полагается сувенир. — Она сняла с рук два парных браслета и дала один Тибу, другой — доктору Пилгриму.