Я забыла все на свете

Маргуль не отрывает взгляд от дюн. Ответа от него не дождешься. Лучше он промолчит, чем соврет, чтобы меня успокоить.

– Воспользуйся этим походом, – говорит он после долгого молчания. – Пустыня – чудесное место.

Я удивленно озираюсь. Вокруг нет ничего, кроме песка и неведомых гор на горизонте.

– Чудесное? Километры пустоты! Мертвая сушь!

Маргуль протягивает руку, привлекая мое внимание к непонятной неподвижной тени слева. Там, на склоне дюны, криво стоит низенькое синеватое растение, похожее на морского ежа.

– Это мазакуита. Она цветет раз в год, в сезон дождей. Ее цветы пахнут так сильно, что бабочки летят на этот запах с другого конца пустыни. Если у тебя кончилась вода, можно откопать ее корень. Он полон красного и густого, как кровь, сока, отлично утоляющего жажду. Только нужна осторожность: в тени мазакуиты часто сидят в засаде скорпионы – здоровенные, с мой палец, желтые, с зеленым хвостом; их уколы не смертельны, но очень болезненны. Если разбираешься в пустыне, то знаешь, что ее никак нельзя назвать мертвой. Здесь кипит жизнь.

– А там что? – интересуюсь я, указывая на скалы справа.

– Это место, куда мы идем. Зубы бога-дракона.

Я внимательно на него смотрю. Мы знакомы уже достаточно, так что он понимает, без объяснений я не отстану. И Маргуль меня не разочаровывает: рассказывает о жившем в далеком прошлом, еще до появления людей, боге-драконе. Правда, тут же признается, что эту историю придумали они с Сафром, когда бродили по лабиринту Сосаны. Отжив свой срок, бог-дракон издох посреди цветущего луга. Его разлагающаяся туша погубила всю жизнь вокруг и за несколько лет превратила местность в пустыню цвета охры. Уцелел лишь череп, еще несколько столетий сопротивлявшийся ветрам и песку. Нынче сохранилась только нижняя челюсть, дающая представление о колоссальных размерах бога-дракона.

– Ух ты! – восклицаю я, когда Маргуль смолкает. – Великолепная история!

Теперь, глядя на горизонт, я различаю в горном рельефе дугу драконьей челюсти. Выдержавшие испытание временем багровые зубы испещрены оранжевыми трещинами.

– Теперь я тоже вижу, Маргуль.

– Вот и ты поняла, что пустыня может быть красивой.

– Сколько времени ты провел в лабиринте?

Маргуль неопределенно машет рукой: мол, откуда ему знать? У него не было возможности считать дни. Однообразие нарушали разве что начало и конец сезона дождей.

– Вы с братом были стражниками?

Маргуль кивает.

– Кто вас сменил?

Догрон вздыхает, обдавая себя дымом.

– В последний раз в караул заступил безмозглый человек-кабан. Но с тех пор многое могло измениться.

Как ни странно, я не испытываю страха. Пока рядом Маргуль, мне ничего не грозит, я не боюсь никакого человека-кабана.

Теперь меня интересует длительность нашего пути.

– Вход в лабиринт – в двух днях пути. И еще день, чтобы добраться до логова самого Сосаны.

– Далеко…

– Когда ты больше не сможешь идти, я тебя понесу.

Я кошусь на Маргуля: он что, шутит? В его ответном взгляде сквозит нежность.

– Ты мне очень нравишься, – бормочет он. – Сердце ноет при мысли, что ты нас покинешь.

– Не бойся, юный догрон, – паясничаю я, изображая старческий голос. Сама не знаю, что на меня нашло. – Страх – это падение в бездну, страх рождает злобу, злоба – ненависть, а ненависть… ведет к страданию.

Догрон реагирует неожиданным образом. Он удивленно расширяет глаза, его колотят судороги, он издает странные звуки. Проходит несколько секунд, прежде чем до меня доходит, что гигант просто хохочет. Его смех так заразителен, что и я начинаю смеяться. Нам приходится остановиться: либо брести, либо хохотать. Это чудесно, тем более так неожиданно.

Увы, Эликс призывает нас к порядку, заставляя умолкнуть и постараться нагнать караван. Мы с Маргулем еще долго обмениваемся заговорщическими взглядами и прыскаем.

Идем безостановочно до заката. На ночь мы укрываемся среди развалин – похоже, раньше это был храм. Окон давно не осталось, выстояли только несколько колонн и одна стена, под которой вырос целый песчаный холм. Кроме того, каким-то чудом сохранился пол – великолепная синяя мозаика. Невозможно поверить, что в самом сердце пустыни остался незаметенным настолько четкий след былого человеческого присутствия.

Мы устраиваемся на полу в центре убежища, как можно дальше от песка и от всех опасностей ночи. Квагги, привязанные к колонне, жмутся друг к дружке. Огонь не разводим, потому что не из чего. Честно говоря, я предпочла бы скоротать ночь у костра, отпугивающего чудовищ.

Кто знает, что за существа бродят и ползают поблизости?

После изнурительного перехода у меня сводит живот. С огромным наслаждением я вгрызлась бы сейчас в сочный арбуз, выдула бы залпом пару стаканов колы со льдом.

Но приходится мириться с неприглядной реальностью.

Я жду. Моя участь – довольствоваться остатками трапезы Эликса. Минуты тянутся нескончаемо, я наблюдаю, как хозяин утоляет аппетит паштетом, мюсли, сухарями.