Я забыла все на свете

Мы падаем в траву. Ваишали с ужасом смотрит на Жоло. В ее глазах читается немой вопрос.

Я не знаю, с чего начать.

– Это все Гразиэль. Он сделал… что-то. Я не знаю, как это отменить. Стараюсь, но не выходит. Я пытаюсь услышать музыку его тела, но тщетно. Я воображала, что сильна, но… Я оказалась в тупике. Не могу смотреть на его мучения. Столько крови… Все по моей вине!

Ваишали ободряюще гладит меня по щеке, вытирая слезы, которых я не замечала.

– Основной принцип магии таков: все, что сделано руками колдуна, можно отменить.

Она наклоняется к Жоло. Треск пожара совсем рядом не мешает ей сосредоточиться. Она – образец спокойствия. Не спеша изучает каждую руну, указывая пальцем на ту или иную, чтобы Сия тщательно ее облизала и позволила правильно прочесть. Наконец, она указывает на письмена на правой щеке.

– Начни с этой. Может твое волшебство стереть эту руну?

Смотрю на изуродованное лицо Жоло.

– Попробую…

Провожу пальцами по щеке брата. Его сила для меня недоступна, поэтому остается уповать на свою. Не уверена, много ли у меня ее осталось, но для Жоло мне ничего не жаль.

Закрываю глаза. Кожа брата теплая, почти горит. Я должна исцелить это место, не затрагивая остального тела, иначе вызову у него такой же приступ боли, что два раза до этого.

Направляю волшебную силу в руки и представляю себе плоть, которая должна зарубцеваться. Чувствую подушечками пальцев реакцию его кожи: она трепещет, потом начинает медленно затвердевать.

Открываю глаза. Со щеки Жоло исчезли даже следы порезов, если не считать шрама, которому на вид можно дать несколько месяцев.

– Великолепно! – хвалит меня Ваишали. – Займись другой щекой. Так ты покончишь с рунами, которые мешают выходу волшебной силы твоего брата.

Я тут же берусь за дело. Пожар разгорается ярче, но я не обращаю на него никакого внимания. То, чем я занята, важнее.

После того как я справляюсь со второй руной, Ваишали показывает мне письмена повыше пупка Жоло.

– Эти руны – главная помеха. Действуй!

Снова сосредоточиваюсь.

Наконец-то слышу музыку тела моего брата. И не могу сдержать слез. Вот уже несколько дней как я превратилась в настоящий фонтан. А я-то считала себя непоколебимой… На самом деле раньше мне не доводилось испытывать сильных чувств. На Земле я не сталкивалась с таким количеством смертей, с такими страданиями.

Сегодня я не стыжусь слез. Плач – возрождение чувств.

Вся заплаканная, я горстями черпаю волшебную силу брата. Ее источник действует как маленькое солнце. Я в считаные секунды превращаю руну, служащую главной помехой, в старый рубец.

В следующее мгновение я чувствую, что брат ожил, что он рядом со мной.

– Жоло.

Мы одновременно открываем глаза. Он садится и прижимает меня к себе, невзирая на израненные руки и торс; представляю себе, какие мучения доставляют ему все эти раны!

– Ты сделала самое трудное. Дальше я сам.

Волшебство, кажется, брызжет изо всех пор. Его сердце успевает произвести три удара – и все оставшиеся раны зарубцовываются.

Я впечатлена. До его уровня мне еще как до Луны.

– Отлично сработано!

Я вздрагиваю от голоса Седны. Она стоит у меня за спиной вместе с Шимой. Рядом с ними Маргуль, он поддерживает окровавленного Хенока.

– Сулитси мертв, – сообщает догрон. – Я видел его тело, его раздавило балкой.

Я оглядываюсь на пожарище. Голема больше не видно, вся древесина объята жарким пламенем.

– Где Гразиэль? – спрашиваю я.

– Его я не нашел, – докладывает Маргуль. – Все перевернул, но не нашел. Никаких следов.

– Маргуль, ты должен знать…

– Я знаю, – перебивает меня догрон, помогая Хеноку сесть. – Я его видел.

– Мне очень жаль, – бормочу я. – Я пыталась его спасти. Но камень…

– Знаю, – повторяет Маргуль.

– Маргуль…

Догрон поднимает руку, заставляя меня умолкнуть.

– Сафр хотел умереть в бою. Он хотел умереть свободным. Ты исполнила его желание, микилитси. Я на тебя не сержусь, наоборот.

– Но…

– Мое сердце обливается кровью: мой брат погиб. Но дух мой ликует, потому что он умер так, как хотел.

Раздается грохот. Последняя стена шале падает, в небо взмывает сноп искр.

– Вот и все, – произносит эпитафию Маргуль. – Тело Сафра пожрало пламя, убившее и Господина, и Создателя. Это красивый конец. Очень красивый.

– Этот остров населен призраками. Не нужны нам эти белые люди. Нас хорошо лечат колдуны.

Мы слушаем пьяные бредни местного дурачка, который сидит у деревянной стойки, протянувшейся через всю таверну. К счастью, его собеседник умнее.

– Колдуны – шарлатаны. Их снадобья слишком дороги, а чародеи помогают бесплатно.

– Ты говоришь так, потому что приударяешь за корзинщицей с рынка. Скоро ты переплывешь через пролив и женишься на ней. У вас родятся белые-пребелые ребятишки.

– Лучше всего у нее получаются садки для птиц. Да и сама она хороша.

– А я что говорю! Краболов втюрился в корзинщицу – виданное ли дело? Хоть куплеты пиши. Вот, послушай, что я придумал: «Краболов жил-был, он корзинщицу любил. Он любил ее корзины и глаза, что две маслины». Неплохо?

– Полегче, хватит пить, иначе жена тебя поколотит.

– Разве уже поздно?

– Тебе пора домой, солнце уже село.