Я забыла все на свете

– Спокойно! – басит дядя. – Я понимаю твои опасения. Ты так долго до нас добиралась, что, оказавшись здесь, чувствуешь головокружение. Ты как солдат, вернувшийся с войны и слишком быстро оказавшийся в обычной жизни. Мы тоже через это прошли. За спиной у нас шум и ярость. Прошу тебя, племянница, доверься нам.

Успокоенная его речами и вливающимся в меня волшебством, киваю. Я в настоящем доме, у настоящих людей. Бояться нечего.

Мы садимся есть еще при свете дня. Похлебка чудесная, сыр с ароматными травами – восторг.

Жоло вкратце рассказывает Ави и Исане о нашем путешествии, не опуская самые болезненные эпизоды. Дядя раз за разом ворчит: «Ты должен рассказать мне все в подробностях», но старается не перебивать рассказчика. Понятно, что все это лишь анонс гораздо более пространного повествования. Исана молча кивает, но ее взгляд свидетельствует о неослабном внимании. Она то и дело смотрит на меня, словно ищет подтверждение словам Жоло, которое я всякий раз даю – тоже безмолвно.

Мне становится лучше. Эта троица – моя семья.

Я дома.

Поразительное ощущение!

Вокруг трещит древесина. Этот звук отзывается во мне как глубоко спрятанное воспоминание. Дом кажется живым организмом, полноправным участником жизни семьи. Именно так: дом живой, он растет и плодоносит, кормит и поит.

К концу рассказа Жоло я закрываю глаза, чтобы лучше впитать окружающее волшебство. Долго искать не приходится: меня укачивает волна благосклонности и довольства.

Невероятно!

Чувствую, все дело в деревьях, образующих дом. Они сознают наше присутствие.

Как это возможно? Неужели они понимают, кто я?

Я открываю глаза.

Жоло умолк. Все смотрят на меня. Улыбка Ави растянулась до ушей и будто дальше.

– По-моему, Гхар тоже рад тебя видеть, милая племянница.

– Гхар?

– Так зовут дом.

– Ты тоже это почувствовал, Жоло?

– Да, – подтверждает мой брат. – Гхар на тебя отреагировал, он тебя узнал. У деревьев отличная память. Они тебя вспомнили.

– Но я была малышкой!

– Неважно, – вступает в разговор Исана. – Ты – член семьи. Сегодня Гхар встречает блудную дочь.

Я не знаю, что сказать. Волны доброжелательности умножают мою волшебную силу. Кажется, Гхар, дом-дерево, услышал слова Исаны и отвечает на них.

Жоло, поев, спешит встать из-за стола. Нас ждет последний визит.

Мне боязно. Я знаю, с кем предстоит встретиться. Мои дядя и тетя тоже в курсе.

Исана протягивает Жоло каравай в синей тряпице.

– Напомни ему, что его ждут к обеду. Он не показывается уже два дня.

Жоло кивает. Мы покидаем Гхар.

Снаружи видим огромного белого быка размером с бизона, мирно уткнувшегося мордой в кормушку. Ясное дело, перед нами оори Ави. Рогатая громадина окидывает нас добродушным взглядом, мотает головой, издает трубное мычание и возвращается к еде. Знакомство состоялось.

«Нет, ты видела?! Вот это чудище! – шипит Сия, спустившаяся с верхушки дома-дерева. – Он меня даже не испугался. Обнюхал как ни в чем не бывало, и все».

Пантера следует за нами на расстоянии нескольких метров, Карасу, шурша перьями, взмывает в воздух.

Мы углубляемся в лес.

– Он живет с Ави и Исаной? – спрашиваю я.

Я не смею произнести «Бап», это слово кажется мне странным.

– Он приходит к нам поесть, ходит с нами на реку совершать омовения. А потом он и его оори возвращаются ночевать в лес. Бывает, он перестает чувствовать бег времени, так вышло и сегодня. Тогда кто-нибудь из нас отправляется за ним.

– Он… сошел с ума?

Мне заранее жалко отца-страдальца, я боюсь представить его в плачевном состоянии.

– Я бы так не сказал. Скорее он предпочитает жить по-своему. Некоторое время он готов выдерживать присутствие других, но жить среди нас ему не под силу. Его утомляет общение, изматывают разговоры. Он любит одиночество.

Я умолкаю. Лес вокруг нас становится гуще. Деревня из домов-деревьев давно канула в чаще. Птицы тоже смолкли, только слышится время от времени голос кукушки. Я улавливаю другие звуки, но понимаю, что как горожанка не умею их истолковывать.

Как только я открываю рот, чтобы спросить, когда мы придем, к нам кидается тень.

Огромная, лохматая, когтистая.

– Баалу! – восклицает Жоло, когда громадный медведь валится перед нами на траву и задирает лапы, как домашний кот.

Не знаю, как быть. Сия, спешащая к нам, смущена не меньше меня.

«Я не почуяла, как он подкрадывается. Ветер дул в противоположную сторону», – звучит у меня в голове извиняющийся голос оори.

Потом мы с ней слышим голос Жоло.

Вернее, его веселый смех.

Медведь вылизывает ему лицо, стискивает его своими когтистыми лапищами, валит на себя. Теперь мой брат восседает на шерстистом брюхе огромного медведя-альбиноса. Жоло, похоже, не видит в этом ничего особенного, я же тщетно пытаюсь унять участившееся сердцебиение.

– Что это?! – кричу я, кое-как восстановив дыхание.

– Это Баалу! – отвечает брат, как будто имя чудища все ставит на свои места. – Поздоровайся!

– Ты видел, какие у него когтищи? Нет, благодарю!

Жоло съезжает по медвежьему брюху, подходит ко мне, берет за руку и ведет к медведю. Я упираюсь.

– Камий, он наш близкий родственник, оори нашего Бапа.