Я захватываю замок

Просматривать текст выше не стала. Боюсь выйти из состояния унылой, самосозерцательной апатии, накрывшей меня вдруг утром. Конечно, это ужасно, но лучше, чем острое, раздирающее душу горе; вот и слабое желание излить мысли дневнику появилось. Заодно убью несколько часов.

Отважусь ли я рассказать о подлом поступке, который совершила в свой день рождения? Смогу ли описать все как есть? По крайней мере, попробую.

Погода в последние дни стояла кошмарная. Дождь стеной, пронизывающий холодный ветер… Солнце выглянуло лишь в мой день рождения.

Сегодня тепло, но пасмурно и тоскливо. Я сижу на насыпи, на каменных ступенях башни Вильмотт. Со мной Элоиза. Сейчас один из тех периодов, когда ей лучше отдохнуть от общества, но запереть бедняжку в доме нельзя — заскучает. Конец поводка я надежно привязала к поясу. А то с нее станется побежать по гостям. Ну же, Элоизочка, не кисни! Еще несколько дней, и ты свободна.

* * *

Дожди зарядили с воскресенья, когда я дописывала предыдущую главу. Захлопнув дневник, я выглянула в чердачное окно: на вечернем небе сгущались грозовые тучи. Я поспешила вниз закрыть отворенные окна. Тогда меня еще переполняло счастье… До сих пор помню, как твердила это про себя.

Высунувшись в окно, я потянула распахнутые створки. Пшеничное поле замерло в ожидании дождя; наверное, молодым колосьям удары тяжелых капель не вредят. Внизу, прямо под окном, на дымчатой глади воды распласталась позабытая гирлянда — принесло от моста. Хлынул ливень, и цветы ушли на дно.

У задней двери заскулила Элоиза; я сбежала к ней в мгновение ока, но собака успела промокнуть насквозь. Пришлось ее быстро обсушить и заново растопить очаг — пока я сидела на чердаке с дневником, огонь погас.

Едва заплясали веселые языки пламени, приехал Стивен. Когда он сменил промокшую одежду, мы уселись на каминную решетку пить чай. Я рассказала ему о вечере с Саймоном (разумеется, утаив некоторые эпизоды), а он — о поездке в Лондон. О ней мы проговорили долго. Похоже, Стивен уже не стеснялся позировать, хотя греческая туника, в которую его заставила переодеться Леда Фокс-Коттон, немало смутила сельского юношу.

Ел он с Фокс-Коттонами, а спал в комнате с золотыми шторами и золотыми купидонами над кроватью. Обри Фокс-Коттон дал ему халат, почти новый. Я обрадовалась. Все-таки Фокс-Коттоны очень добрые люди! Неприязнь к Леде улетучилась.

— Она показывала тебе снимки с предыдущей съемки? — поинтересовалась я.

— Да, — как-то нехотя проговорил он.

— Ну, и когда покажешь? Тебе фотографий в подарок не дали?

— Она предлагала, но я отказался. Они очень большие и… я там… таким красавцем выставлен. Но если тебе хочется взглянуть, я в следующий раз попрошу несколько.

— Ты еще поедешь?

— Да, только по другому поводу. — Он густо покраснел. — Но это глупости, даже обсуждать не стоит.

Мне вспомнилось письмо Роуз.

— Миссис Фокс-Коттон собирается устроить для тебя съемку в фильме?

— Да говорю же, чепуха, правда. Просто вчера с нами ужинал человек, связанный с кинопроизводством, ну и вроде я ему понравился. Меня заставили прочитать вслух отрывок… В общем, я должен сходить, как они выражаются, на пробы. Только вряд ли я пойду.

— Стивен, разумеется, иди! — ободрила его я.

Метнув на меня короткий взгляд, Стивен спросил, обрадуюсь ли я, если он станет актером. Зря я надеялась: интерес у него ко мне не угас (знала бы я тогда, до какой степени не угас!). А мои мысли занимал Саймон. Вопросы Стивену я задавала из вежливости, притворяясь, будто искренне увлечена его судьбой.

— Стивен, это было бы замечательно! Само собой, обрадуюсь.

— Ладно, тогда попробую. Говорят, меня всему научат.

Вероятно, он действительно мог бы выучиться. У него прекрасный голос. Только когда смущается, начинает хрипловато бормотать себе под нос.

— Просто чудесно! — просияла я. — Может, в Голливуд попадешь.

Улыбнувшись, он сказал, что о подобном и не мечтает.

Когда мы допили чай, Стивен помог мне вымыть посуду и отправился на ферму Четыре Камня, на вечеринку к Стеббинсам. Готова спорить, Айви запрыгала от восторга, узнав, что его зовут сниматься в кино (хотя дальше разговоров дело не зашло).

Спать я легла рано, по-прежнему очень счастливая. Меня радовал даже стук дождя по крыше — ведь течи залатаны. Саймон постарался! Любое связанное с ним событие для меня особенно ценно; одно упоминание его имени посторонними — маленький подарок. Я сама нарочно затрагиваю нужные темы, чтобы произнести имя Саймона. И щеки сразу горят. Постоянно обещаю себе о нем не заговаривать, но при первой же возможности нарушаю слово.

* * *

Отец вернулся следующим утром; из портпледа у него торчал лондонский телефонный справочник.

— О господи, мы проводим телефон? — удивилась я.

— Конечно, нет!

Он с грохотом водрузил сумку на табурет, с которого она тут же кувыркнулась. Справочник и прочие книги высыпались на пол. Отец спешно затолкал их обратно, но я успела приметить очень занятный томик «Язык цветов», «Китайский для начинающих» и какое-то издание под названием «Почтовый голубь».

— А где тарелка с ивами? — спросила я как можно небрежнее.