— Да, конечно! — И беспечно защебетала о покупке приданого, между делом обмолвившись, что безумно рада за сестру.
Тут с улицы донеслись голоса возвращающихся в школу детей. Мисс Марси бросилась пудрить нос крошечной пуховкой.
— Сегодня пение, — сказала она. — Наш любимый урок.
Я вспомнила первое мая, детский хор, смущенного доброго Саймона, его речь в классе… Восхитительный день! И помолвка еще не состоялась.
Мы спустились в бар. Я поблагодарила миссис Джейкс за заботу и выданный в долг ликер. (Шиллинг! Это со скидкой. Да, на алкоголе легко разориться…)
Дождь закончился, но небо по-прежнему хмурилось, а холод пробирал до костей.
— Надеюсь, к субботе распогодится, — вздохнула мисс Марси, уворачиваясь от капель, стекающих с листьев каштана. — Пообещала детям пикник. Не поможешь мне с организацией? Может, придумаешь веселые игры?
— Простите, но я жутко занята, — быстро ответила я под аккомпанемент пронзительных воплей, доносящихся с игровой площадки. Полдня такой визг мне не вынести!
— И правда! Совсем забыла! В выходные у тебя дел по горло — мальчики, хозяйство. Об отце надо позаботиться. Может, ты по вечерам свободна? Вечера сейчас долгие, светлые. Знаешь, некоторые старики в деревне любят, чтобы им почитали.
Я в изумлении уставилась на учительницу. Никогда мы с сестрой подобным не увлекались. По-моему, деревенские жители не так уж рады, когда им навязывают «благодеяния». Очевидно, заметив выражение моего лица, мисс Марси торопливо сказала:
— Я просто предложила! Подумала, тебе надо немного отвлечься… если без Роуз совсем скучно.
— Да нет, не совсем, — лучезарно улыбнулась я.
Бог свидетель, горе и скука несовместимы! Знала бы милая мисс Марси, что творится у меня на душе! Тоска по сестре — наименьшее из моих мучений.
Тут к нам подбежали дети с лягушонком в коробке; попрощавшись, учительница отправилась с ребятней к пруду — смотреть, как лягушонок плавает.
В замке никого не было. Даже Аба и Эл. Жалко, не успела их покормить. На зов ни кот, ни собака не пришли. Сквозящая в голосе безысходность только усугубила мою грусть. До чего я все-таки одинока…
Со всех сторон давил серый цвет: серая вода во рву, серые стены и башни, серое далекое небо. Даже пшеница стала непонятно какая — ни золотая, ни зеленая.
Я сидела на подоконнике, оцепенело глядя на мисс Блоссом.
В голове вдруг раздался ее голос:
— Давай же, золотко, сходи на пикник!
В ответ мой голос поинтересовался, зачем туда идти.
— Потому что мисс Моргунья права: ты развеешься и отвлечешься. Кроме того, добрые поступки согревают душу.
— Портвейн тоже согревает, — цинично заметила я.
— Нельзя так говорить! Тем более в твоем возрасте, — отчитала меня мисс Блоссом. — Ой, со смеху можно было помереть, когда ты болталась по гостинице в панталонах со своим ликером! Забавно, что ты пристрастилась к алкоголю.
— Не пристрастилась, — возразила я. — Часто топить в нем печали не выйдет. Больно дорого. Добрые поступки дешевле.
— Или религия, — добавила мисс Блоссом. — Говорят, это самое лучшее. У тебя получится. Только не бросай на полпути. Сама знаешь. Ты ведь любишь поэзию.
Посредством мисс Блоссом я иногда советовала себе такое, о чем вроде бы и знать не знала. Теперь даже странно…
Едва она обмолвилась о религии, мне сразу стало ясно: она права. «Господи, неужели меня обратили?!» Нет, «обратили» — громко сказано. На самом деле я только задумалась о присоединении к Церкви.
Бог, Высшая Сила, стоящая над обыденной жизнью, и правда именно там. Кто по-настоящему хочет, тот Его найдет. Пусть мои ощущения в церкви — плод фантазии, это все равно шаг навстречу Ему. Фантазия — тоже в своем роде желание; воображаемое выдают за действительное, лишь, когда сильно этого хотят. А ведь викарий, называя религию продолжением искусства, имел в виду то же самое! Передо мной на миг приоткрылась завеса тайны, как религия лечит печаль: нужно просто превращать свою тоску в красоту. Тот же принцип, что и в искусстве.
— Жертвоприношение — это таинство, — непроизвольно сказала я вслух. — Искусство требует жертв. Так же и с религией. Тогда жертва становится обретением.
На этих словах я сбилась и не смогла продолжить мысль.
— Чепуха, милочка, — отозвалась мисс Блоссом, — о чем тут думать? Ты просто растворяешься в чем-то высшем. Очень успокаивает!
Внезапно я все поняла. «Вот как мисс Марси исцелила свое горе! Только растворилась не в религии, а других людях». Чей же способ лучше — учительницы или викария?
Наверное, викарий любит Бога, а деревенским жителям лишь симпатизирует; мисс Марси, наоборот, любит деревенских жителей, а Богу симпатизирует. Неужели нельзя одинаково любить и Бога, и ближнего своего? Да и нужно ли мне это?
Нужно!