«Я заклинаю вас не поддаваться сну»

Преходящесть, эфемерный характер современной литературы, обслуживающей сиюминутные потребности и узкогрупповые интересы, по мнению Грака, — это то, что делает ее неприемлемой в его глазах, но в таком отношении к ней содержится и частичный ответ на поставленный выше вопрос о месте сюрреализма в творческих исканиях писателя.

Сюрреализм для Грака — не застывшая доктрина, не умозрительная литературная теория, а способ, образ жизни, особое отношение к ней, возможность ее преобразования с помощью искусства. Сюрреализм — «состояние духа», которое, по словам Андре Бретона, можно обнаружить уже у Данте и Гойи, Учелло или Лотреамона. Грак согласен с мнением Мориса Бланшо, что нет особой школы, объединяющей в себе сюрреалистов, есть опять-таки определенное состояние ума; оно позволяет обнаружить и утвердить «сверхреальность» здесь и сейчас, а не в гипотетическом будущем. В действительности существует нечто большее, нежели то, что доступно непосредственному восприятию. По словам Элюара, сюрреализм — прежде всего «смертельная борьба против видимостей» («contres les apparences»). Именно об этой стороне сюрреалистического движения ностальгически вспоминают все, чей творческий путь, начавшись в недрах движения, позже уходил от него в сторону.

Что касается гуманистической концепции сюрреализма, его роль, как считает Грак, состоит в том, что именно он позволяет понять, что же такое человек, в чем его реальное могущество, каковы границы его надежд и возможностей. В век атомной бомбы и нависшей над человечеством угрозы полного его уничтожения поэзия призвана помочь вновь утвердить золотой век. Для этого нужно, полагал Бретон, соединить мечту и реальность. Поэзия становится самой жизнью, образуя с ней нерасторжимое и неразличимое единство.

В сюрреализме Грака привлекает некое оптимистическое, созидательное содержание. В прочитанной им в 1949 году лекции «Сюрреализм и современная литература» он говорил, что в 20-е годы сюрреализм приходит на смену дадаизму с его «разрушительством» как конструктивная фаза человеческой мысли и деятельности. Конечно, Грак по-своему интерпретирует смысл и содержание сюрреалистического движения, желая видеть в нем — в противовес пессимистическим концепциям экзистенциалистской философии — жизнеутверждающую поэзию-действие, но отношение к жизни — еще один критерий, по которому Грак готов классифицировать произведения литературы. Выше мы видели у него Клоделя и Сартра в одном «лагере», на самом же деле, оказывается, их (а они в данном случае лишь наиболее «представительные» фигуры) разделяет пропасть. Новое разделение весьма важно для понимания мысли и творчества Грака. Это — разделение по принципу да или нет тому, что есть жизнь. У Клоделя — да всему сущему, абсолютное приятие того, что должно быть; у него, даже в поздние годы, нет места возвращению назад, сожалению, воспоминанию, он обращен вперед. Сартр — столь же абсолютное воплощение противоположного принципа, чувства нет, заключенного в самом его существе и определенного уже в названии его первого произведения — «Тошнота».

Человек отделен от самого себя в «Постороннем» Камю; в романах Мальро и Сартра природа — отвратительная масса («une masse obsc`ene»), с которой невозможен какой бы то ни было диалог. Человек оказывается как бы разорванным, обедненным, лишенным того, что делает его в полном смысле человеком. «Огромный мир мечты, мечты уснувшей и мечты пробужденной, утрачен этой литературой. Мир пейзажей. Мир… религий. Мир любви». Русская литература — литература, говорящая да жизни, утверждающая ее. Одна лишь страница Толстого возвращает нам чувство истинно человеческого, глубоко связанного с временами года, с ритмами жизни планеты; в ней — единство человека и природы, которое в свою очередь возвращает человеку его единство, воссоединяя то, что когда-то было разорвано, разъединено.

Вот здесь мы подходим к едва ли не самому главному, что дает ответ и на поставленный вопрос об отношении Грака к сюрреализму и к немецкому романтизму. Еще в предисловии к переизданию «Песен Мальдорора» (1947) Грак обратил внимание на особо важный положительный, как он говорит, вклад Лотреамона, вклад, до сих пор недооцененный, который состоит в том, что поэт показал огромную массу еще как бы необработанного, только-только извлеченного из «подземных глубин» материала для создания целостного человека («l'homme complet»). Именно в таком стремлении вернуть человеку единство для Грака — одно из главных достоинств сюрреализма: «Через тысячу противоречий, которые в конце концов являются противоречиями самой жизни, он сохраняет основную добродетель, постоянно требуя выразить целостность человека».