В звонкий фетиш недовольного офицерства превратилась идея о недопустимости принесения новой присяги (в ряде новых государств ее уже принимали, в других имелось в виду привести военнослужащих к присяге СНГ, причем отдельная была предусмотрена для стратегических сил). Только в России определенности не было.
Мне в эти дни приходилось десятки раз слышать: «Офицеры дважды не присягают» и так же часто объяснять важную, но мало кому понятную суть воинской присяги, которую часто сводят к клятве на верность.
— Во-первых, — говорил очередным разъяренным собеседникам, — у русских офицеров понятия чести и гордости были развиты не меньше, чем у вас. Но многие присягали не раз, некоторые — и пять раз. И делали это спокойно (кроме восстания декабристов).
Во-вторых, смысл присяги в том, что она снимает противоречие между обычными законами и требованиями военной службы. Раньше это было противоречие между 6-й заповедью («Не убий») и необходимостью убивать на поле боя. Принося присягу, воин снимал с себя ответственность перед богом и людьми и перекладывал на того, кому присягал (царю), если действовал по приказу (уставу). А уж он, помазанник божий, пусть и разбирается со Всевышним, где был прав, а где — виноват. В современных секулярных государствах так снимается противоречие между уголовным кодексом и требованиями военной службы. Принеся присягу и действуя в соответствии с приказами и уставами — ты ни за что не отвечаешь, если только приказ не имел заведомо противоправного характера (на мой взгляд, не бесспорная оговорка). Ответственность несет тот, кто отдал приказ. И так по всей цепочке отдания приказа до политических фигур — министра обороны, Верховного главнокомандующего. Они отвечают за все.
(Соответственно, не нужна присяга в гражданской службе. Для госслужащего приказ руководителя не является освобождением от ответственности, если нарушен закон.)
Но в начале 1992 года это не учли, и еще много лет российские офицеры и прапорщики служили без присяги России и даже участвовали в военных конфликтах — в некотором смысле в качестве «вольных стрелков».
Вопрос о сохранении единства Вооруженных Сил, который занимал на всеармейском собрании одно из центральных мест, не мог быть решен в кремлевских стенах. Процесс разделения зашел далеко.
На следующий день после путча, 24 августа 1991 года, Украина не только провозгласила свою независимость (вопреки призывам США, между прочим) и образование самостоятельного украинского государства, но и объявила о подчинении себе всех военных формирований, дислоцированных на ее территории, в том числе войск Киевского, Одесского, Закарпатского военных округов СССР и Черноморского флота СССР. Последнее вызвало особенно резкую реакцию в Москве и неоднократно становилось предметом острых противоречий российского и украинского руководства. По пути создания собственных армий пошли одна за другой все страны СНГ. Попытки Москвы как-то притормозить этот процесс успеха не имели.
Конфликтовали из-за ядерного оружия, из-за Черноморского флота. Снова и снова поднимался вопрос о принадлежности Крыма и Севастополя, взорвавший международные отношения четверть века спустя и приведший Россию и Украину к братоубийственной бойне в 2022 г.
Из дневника:
Со временем бурю страстей и ожиданий удалось притушить, армия постепенно стала привыкать к новому статусу. Голодали, жили в палатках в лютые степные холода, но терпели. Тот подвиг до сих пор по достоинству не оценен.
Армию не удалось использовать в борьбе против Ельцина. Тогда его оппоненты и открытые враги стали раскачивать ситуацию в кулуарах власти — торпедируя экономические реформы, и на улицах Москвы — в ходе все более злобных и провокационных массовых мероприятий. Формирование широкой и радикальной властной оппозиции (несколько противоречивая формулировка, не правда ли) стало заметно еще в конце 1991 года, до перехода к свободному ценообразованию.
2 декабря Руцкой по-хамски отозвался о новом (и, нужно признать, молодом и лишенном практического опыта) российском правительстве, назвав министров «мальчиками в розовых штанишках».