Я закрыл КПСС

Градус общественного недовольства быстро рос. Ельцин видел, что работа правительства в постоянном конфликте с «капитанами индустрии» и региональными лидерами ничего хорошего не даст ему, нуждающемуся в укреплении политической и социальной базы. Он начал выводить из правительства младореформаторов, таких как министр топлива и энергетики Владимир Лопухин, и вводить «крепких хозяйственников» — Георгия Хижу, Владимира Шумейко, Олега Сосковца, Виктора Черномырдина, понявших перспективы, которые открывает начинающаяся приватизация перед директорским корпусом.

Путь компромиссов, естественно, повлек за собой смену кабинета Гайдара кабинетом Черномырдина уже в декабре 1992 года — на VII съезде народных депутатов. Но и эта жертва не дала желанной стабилизации — маховик политической борьбы набрал обороты и необратимо тащил страну к столкновению с последним атавизмом старого строя — советской системой.

Предвестие гражданской войны

Силы, противостоящие Ельцину и его реформам, мы обобщенно называли «красно-коричневыми» — конечно, намеренное упрощение картины.

Их объединяло то, что все они называли себя «государственниками», то есть сторонниками передачи всей власти от народа — бюрократии, вместе с ответственностью за решение основных проблем (жилье, трудоустройство, содержание, безопасность). В большом количестве возникли желающие разжигать пламя ненависти.

Попытки «красно-коричневых» использовать тяжесть переходного периода, чтобы поднять народ на борьбу с «преступным режимом Ельцина», были частыми, но поначалу незначительными. Однако, постоянно выводя людей на митинги и демонстрации, они постепенно наращивали массовость своих мероприятий. С самого начала их выступления были предельно агрессивными и злобными, с подстрекательством к насилию и применением насилия, с откровенно расистскими лозунгами и привлечением в свои ряды людей под лозунгом физического истребления демократов и демократии.

Однажды я решил проверить искренность их претензий. На одном из левых митингов (а там преобладали хорошо одетые люди, пожилые и бывшие военные), подошел к микрофону и под свист и улюлюканье предложил только что скандировавшим: «Работу, Работу!» людям, помощь в трудоустройстве. Желающих не нашлось…

Особую тревогу и настроения, близкие к паническим, вызывали периодически появлявшиеся слухи о том, что «армия вышла из казарм» и вот-вот произойдет военный переворот[180]. Доходило до полного абсурда: 6 ноября делегация Москвы не могла вернуться из Петербурга (с фестиваля «Виват, Санкт-Петербург!», которым праздновали возвращение городу исконного имени), поскольку министр обороны СССР Евгений Шапошников закрыл московские аэропорты в связи с поступившими «сведениями» о возможном десантировании на них мятежных войсковых частей.

Высшей точкой напряженности этого рода стало прошедшее 17 января 1992 года в Кремле Всеармейское совещание без малого пяти тысяч офицеров всех родов войск.

Из дневника:

16 января 1992 г. Поездка в Кантемировскую дивизию на совещание делегатов Всеармейского совещания от сухопутных войск. Страсти полыхали: требовали зарплат «как у кооператоров», единого Союза, под суд его «развалителей» и т. д.

17 января. Весь день Всеармейское совещание — собрание. Сначала — скандал (из президентов только Назарбаев (аплодисменты) и Ельцин (ледок). Шапошников и Столяров справились и довели дело до конца.

«Дурная митинговщина», характерная для такого мероприятия, понятна. Судьба недавно могучей армии, пугавшей своей мощью всех соседей, была безрадостна. Вывод советских войск из стран Восточной Европы[181] и резко обострившиеся отношения с руководством Украины и ряда других новых государств из-за раздела вооруженных сил вылились в уход соединений из обустроенных городков «в поле», в палатки. Предстояло принимать решения о будущей жизни десятков тысяч офицерских семей, которым пришлось выживать в условиях резкого падения доходов, а в некоторых случаях — в условиях, когда выплаты вообще прерывались.

Горожане компенсировали пустоту прилавков картошкой, огурцами и яблоками со своих садов и огородов, да и гуманитарная помощь с Запада многим доставалась. Офицерские же семьи голодали по-настоящему. В ход пошли госрезервы, что-то подбрасывали региональные и местные власти, но «нищета в погонах» была страшная.

Главные требования военных — сохранить СССР и единство Вооруженных Сил, придать властные функции офицерским собраниям, накормить и обеспечить деньгами — были заведомо невыполнимы.