Я закрыл КПСС

Стремясь обеспечить себе и своим коллегам прежнее привилегированное положение, руководители академии старались заручиться поддержкой тех, от кого зависело или могло зависеть принятие судьбоносного решения. Небескорыстно. В качестве мзды политикам и бюрократам предлагались ученые степени и даже членство в академии. Предложили и мне. Было и смешно, и грустно. От участия в этой прохиндиаде я отказался. А вот Борис Березовский и Руслан Хасбулатов в тот год стали-таки членами-корреспондентами… Интерес советской академии (АН СССР) был соблюден, и должной ревизии ее состава при переименовании в РАН не случилось.

Грузинские мотивы

Кровавый разгон антикоммунистической демонстрации в Тбилиси в апреле 1989 года радикализировал грузинскую оппозицию и сделал бесспорным лидером национального движения последовательного противника советской власти Звиада Гамсахурдиа, человека пылкого, бескомпромиссного и нетерпеливого. Во многом его силами Грузия стала одной из первых советских республик, объявивших о своей государственной независимости. Но аккомпанементом этого гимна независимости стали частые выступления Гамсахурдиа, в общем-то, фашистского характера, с полным отрицанием прав национальных меньшинств, особенно абхазов, осетин, азербайджанцев. И не только выступления: происходила депортация веками живших в Грузии семей. Открытое игнорирование прав людей иного происхождения быстро переросло в нетерпимость к людям иных взглядов. Вспыхнула короткая гражданская война, когда в центре Тбилиси, на проспекте Руставели, рядом со зданием Дома правительства две недели гремела настоящая артиллерийская канонада.

Гамсахурдиа проиграл и бежал.

Его победителей возглавил странный триумвират: Тенгиз Сигуа, бывший директор Института металлургии Грузинской Академии наук, успевший побыть при Гамсахурдиа премьером правительства, и два бывших уголовника: художник и скульптор, создатель вооруженных сил нового грузинского государства Тенгиз Китовани и доктор искусствоведения и «вор в законе» Джаба Иоселиани, создавший военные отряды «Мхедриони» («Всадники»). Взяв власть, они поняли, что им нужна крупная политическая фигура, способная стать «лицом Грузии» и, одновременно, выстроить хоть какое-то управление страной, разодранной межнациональными, межклановыми и политическими противоречиями. Их выбор пал на Эдуарда Шеварднадзе. Оставалось обговорить условия.

Из дневника:

3 марта 1992 г. Вечером в Фонде Горбачёва — презентация. Встретил Бочарова, Травкина, Афанасьева, Примакова, Салмина и многих других. Забавная сцена: разговариваю с Шеварднадзе о его возвращении в Грузию, в разговор встревают М. С. [Горбачёв] и Р. М. [Горбачёва].

4 марта вылетели в Тбилиси: Гавриил Попов, Юрий Лужков, Василий Шахновский, Алексей Пешков и я. В городе нет света, нет молока, обгорелые дома в центре, выбитые окна, из которых свисают обломки рам, люди, висящие снаружи переполненных редких троллейбусов. Гарантии безопасности Шеварднадзе были получены и закреплены.

6 марта с Поповым, Лужковым, Музыкантским и Трубе поехали домой к Шеварднадзе — провожать его перед вылетом в Тбилиси. Прощались в его квартире в Плотниковом переулке. Телефон трещал, не замолкая, и супруга, Нанули Ражденовна, каждую минуту громко объясняла очередному собеседнику, что «вылетаем завтра, но лучше об этом никому не говорить».

В первой половине 1992 года вспыхнули войны в Таджикистане, Азербайджане, Армении, Молдавии, где части российской 14-й армии явили признаки непослушания министру обороны.

Как-то вечером позвонил по телефону оперативной связи в Степанакерт (эта система связи продолжала работать, и операционным языком оставался русский): узнать, что с семьей моего однокашника Рафика Арутюняна. Ответила девушка с характерным акцентом: «Позвоните, пожалуйста, позже. У нас только что закончилась бомбардировка, и люди еще сидят по подвалам».