Остальное стало делом блестящих профессионалов НТВ — и уже через несколько минут эфир взорвался.
Евстафьев и Лисовский выглядели уже людьми, приближенными к Ельцину, а действия их тюремщиков — прямым вызовом президенту. Пошел шквал звонков, собравшиеся старались никому из корреспондентов не отказать, подливая масла в огонь. Один за другим российские и зарубежные телеканалы и радиокомпании обрушивали на зрителя и слушателя устрашающую информацию «о заговоре темных сил» — работала пропагандистская машина, созданная под выборы.
К моему удивлению, никаких попыток отрезать нас от окружающего мира не последовало, телефоны работали — и среди ночи к разворачивающейся драме удалось подключить еще трех потенциальных потерпевших в случае срыва выборов: Черномырдина, Лебедя и министра внутренних дел Анатолия Куликова. Они дали нужную для информационного скандала «картинку», но Лебедь, конечно, затмил всех. Он потрясающе соответствовал моменту: генерал на фоне Кремля, тяжелый взгляд исподлобья, голос в 20 герц с непередаваемыми угрожающими интонациями: «Предпринимаются попытки сорвать второй тур выборов… Любой мятеж будет подавлен, и подавлен с чрезвычайной жестокостью. Те, кто хотят сбросить страну в пропасть кровавого хаоса, не заслуживают никакого снисхождения».
Серьезно сказал. Даже настроение улучшилось.
Изоляция спецслужб (ФСБ и СБП) оказалась очевидной.
Под этот информационный грохот другая сторона дрогнула. Сотрудники Московского управления после многочасового допроса, который Евстафьев и Лисовский (люди опытные) перенесли стоически, отпустили обоих: сначала, в 03:00 — Евстафьева, потом, в 05:00 — Лисовского. Они прибыли к нам, сорвав вполне заслуженные аплодисменты.
Но еще ничего не было ясно. Мы всерьез рассматривали возможность своего ареста, хотя присутствие рядом дочери президента ободряло и уменьшало вероятность подобного развития событий. Татьяна Борисовна несколько раз порывалась уехать, чтобы объяснить все отцу, но горестный вопль остающихся удерживал ее: Барсуков с Коржаковым имели все возможности для силового «решения вопроса» с нами.
Апеллировать к президенту было невозможно.
В какой-то момент все стали заниматься неотложными делами вроде уничтожения компрометирующих документов. И тут я сообразил, что дома у меня собака, а жена с детьми уехали отдыхать. И некому ее (собаку) выпустить на волю, окажись я в следственном изоляторе. Подумал, что Немцов как член Совета Федерации, наделенный иммунитетом, останется на свободе. Подошел к нему и отдал ключи от дачи с запиской маме и ее телефоном. Поскольку Борис в это время был уже в состоянии нестойком, попросил его повторить задание несколько раз. Но сомнения оставались…
Главный вопрос теперь, кто первым изложит Ельцину версию событий. Мне ли не знать, насколько это важно.
Ближе к утру вокруг дома «ЛогоВАЗа» собралось уже столько съемочных бригад мировых телеканалов и прочей журналистской публики, что штурм, арест и другие провокации стали невозможными.
Теперь большая часть собравшихся предпочла переместиться ближе к информационному центру — в группу «МОСТ», под крыло к Гусинскому. Перед отъездом подошел к Немцову и попросил вернуть ключи. Борис смотрел и не реагировал. Поняв, что в ближайшее время достучаться до отвлекшегося сознания сенатора не удастся, пошарил по карманам и ключики нашел.
Приехали на Новый Арбат. «Мозговой штурм» касательно формулировок и аргументов к разговору с президентом продолжился. Общая линия понятна: Татьяна Дьяченко готовит отца к разговору и убеждает согласиться на встречу с Чубайсом, а тот обрисовывает мрачные перспективы, если «заговорщики добьются своего». Но ведь охрана президента, Коржаков, встречается с ним раньше…
Кто знает, может быть, Ельцин, разговаривая с дочерью, вспомнил, как еще в марте дальновидный Малашенко предупреждал его о том, что такая эскапада Коржакова — Сосковца возможна. А может, и нет. Но он сказал, что приедет в Кремль и согласился принять Чубайса до намеченного на 11 часов заседания Совета безопасности.
Чубайс отправился в Кремль, напутствуемый ободряющими возгласами участников ночного сидения на Новокузнецкой. Оставалось только ждать. Шансы на успех мы оценивали никак не выше 50 %. Разрыв с Коржаковым, с человеком, с которым был неразлучен в последние десять лет, которого считал своим преданным — не другом, не слугой, а что-то среднее — не мог быть легким для Ельцина.
Я пошел к себе в кабинет и стал делать вид, что изучаю документы. Наконец, звонок Гусинского: «Женя, срочно зайди».
Вид Гусинского сомнений не оставлял — мы выиграли. Но то, что он сказал, было уже совсем неожиданно:
— Кого на ФСБ? Только быстро. Быстро!! У меня Таня на проводе.
На мой удивленный взгляд последовало бурное пояснение:
— Б. Н. их выгоняет! Всех! Давай! Быстро! Кого?
— Ковалева.
— Уверен?
— Уверен.
В 15:00 — указ президента о назначении Ковалева директором ФСБ. Прошло немного времени, и по всем телеканалам — выступление Ельцина перед прессой по окончании заседания Совета безопасности. Тема — отставка Сосковца, Коржакова, Барсукова: