Я закрыл КПСС

Мне, всегда окруженному людьми, насмешливо относившимися к КПСС, подумалось: а ведь для него партия — нечто большее, чем инструмент выстраивания карьеры, каковой она была для столичной интеллигенции. Ему действительно очень тяжело идти на разрыв.

Часа через два Ельцин резюмировал:

— Я выступлю на съезде и объявлю о выходе из КПСС. Но как это сделать? Они не дадут мне слова.

Прервав наступившее молчание, я предложил:

— Когда начнутся выборы ЦК, вас непременно выдвинут кандидатом. Возьмите слово «по мотивам голосования». Отказать в этом случае не имеют права[59].

Ельцин надолго уперся в меня взглядом и — согласился. Попов и Собчак сказали, что тоже немедленно заявят о выходе из КПСС. К ним присоединились и остальные. Я же в КПСС никогда и не состоял.

Заговорили на вольные темы. Ельцин рассказал о поездке в Испанию. Все посетовали, что для Запада Горбачёв остается единственным партнером. Говорили о быстром ухудшении экономической ситуации в СССР и в России, о том, что реальных механизмов влияния у российских властей почти нет. Попов и Станкевич представили домашние заготовки касательно московских нужд (в Москве только объявили о переходе к торговле по паспортам и прочим административным мерам защиты внутреннего рынка) и попросили поддержки Верховного Совета в «боданиях» с Союзным правительством.

Среди прочего, затронули борьбу прибалтийских республик за выход из СССР. Все были согласны, что это необратимо, что полувековую оккупацию надо заканчивать и что все будет непросто. Во-первых, Горбачёв просто так не отступит, во-вторых, нужно что-то делать, чтобы защитить интересы русскоязычного населения при таком разводе.

Я напомнил, что Литва требует восстановления государственности с признанием незаконности последствий пакта Молотова — Риббентропа[60]. То есть восстановить status quo ко времени заключения пакта. Это значит, что Вильнюс с окрестностями и Клайпеда не должны оставаться в составе Литвы. И опять Ельцин надолго уперся в меня взглядом. Попов поспешил перейти к другой теме, и больше мы к этому вопросу не возвращались.

Назад я ехал в машине Станкевича, который рассказал об увлекшей его идее, подсмотренной в одной из загранкомандировок: создать в Москве систему мобильной телефонной связи.

— Что это такое?

— Ставится приемо-передающая антенна, через нее люди, у которых есть специальные переносные телефоны, могут звонить друг другу. Ну вот, у нас в машинах есть телефоны. А это — что-то похожее, но меньше размерами. Пытаюсь получить разрешение на использование Останкинской башни — не дают.

Так я впервые услышал о появлении и распространении мобильной связи. Предложил попробовать договориться с руководством МГУ, ведь, учитывая высоту Ленинских гор[61], шпиль Университета не так уж сильно уступает по высоте расположения передающим антеннам в Останкино. Мысль Станкевичу понравилась, но, судя по всему, в практическую плоскость не перешла, да и само наше тогдашнее понимание технических аспектов проблемы было, мягко говоря, упрощенным[62].

У меня первый мобильный телефон появился в 1993 году во время работы в Министерстве безопасности. (Раньше «мобилами» обзавелись крупные российские предприниматели. Один экземпляр с подключением стоил, кажется, около шести тысяч долларов. Сам аппарат весом в три килограмма носил за боссом помощник. Моя первая «трубка» была и меньше, и легче.) А до того обходился стационарными телефонами и телефоном спецсвязи в машине. Ну, а если ни того, ни другого под рукой нет…

Как-то поехали с женой по грибы в Серпуховской район Подмосковья. Зашли в лес. Ходим-бродим. Она в «тихой охоте» намного успешнее и всегда посмеивалась над моим «туннельным зрением», мешающим увидеть подосиновик прямо под ногами. А я — вроде почетного эскорта (пара сотрудников местного райотдела — тоже, бродили рядом). И вдруг зычные крики: «Евгений Вадимович, Евгений Вадимович!» Рассыпавшись цепью, по лесу идут сотрудники Серпуховского райотдела, оглашая лес моим именем. Похоже на охоту загоном, где матерым — я. Оказывается, в Москве очередное ЧП, без меня — никак. Дозвонились до машины, а меня в ней нет. Единственный способ в подобных случаях давно уже отработан. Позвонили в райотдел, подняли всех наличных сотрудников и направили в розыск-погоню.

А 28-й партсъезд закончился избранием Политбюро из каких-то малоизвестных и совершенно не влиятельных людей. Горбачёва выбрали Генеральным секретарем прямо на съезде, в обход ЦК, что сделало его совершенно независимым от «друзей по террариуму». Все было бестолково и походило на последние вздохи умирающего. То, что мы «отсалютовали» съезду митингом на Манежной, было даже перебором: он такого внимания уже не заслуживал. Впрочем, борьба еще не закончилась, и нужно было использовать каждый повод для продолжения нашего наступления.

Глава 4. Крах коммунизма. Распад СССР

Второе рождение «Демократической России»