Я закрыл КПСС

Идея создания одноименного с возникшим в январе 1990 года популярным депутатским блоком демократического движения стала обсуждаться среди активистов МОИ, кандидатского блока «Демократическая Россия», КИАНа, ряда других организаций сразу после блестящего успеха на выборах. Импульс придал ряд конкретных обстоятельств.

Прежде всего, понимание, что впереди еще решающие бои. Восточная Европа уже прошла путь от борьбы за демократию до устранения компартий или хотя бы (как в Венгрии и Болгарии) их названий и программ. Революция требовала движения вперед, охвата всей гигантской страны. А ее главный носитель, российский съезд, оставался инертным собранием депутатов, большинство которых никак не могло определиться на первом этапе революции и выжидало, чья возьмет. На них нужно было постоянно давить. Наша первомайская демонстрация доказала, что «Демократическая Россия» и ее сторонники могут сами влиять на съезд — без поддержки и лидерства признанных вождей. Эффект тех самостоятельных действий был оглушительным и болезненно переваривался некоторыми из председателей МДГ и иными нашими «предводителями».

Кроме того, уже начало работы российского съезда, Моссовета и Ленсовета показало, что организационное единство депутатов «Демократической России» стремительно улетучивается. На первый план выходили личные мотивы. Быстро формировалась новая, оторванная от избирателей номенклатура. По точному суждению Владимира Боксера: «И тогда демократические активисты — “полевые командиры” — решили взять дело в свои руки. Вместе с ними было и то меньшинство депутатов, которое вышло из их же среды и дорожило связями с ней».

После месяца оживленных дискуссий пришли к следующим выводам:

1. Нужно придать революционной энергии народа регулярный и организационно крепнущий характер.

2. Создать нужно именно движение, поскольку эта юридическая форма допускает и персональное, и коллективное членство[63], и потому — широкую коалицию демократических сил. Создание более централизованной организации (партии) признали преждевременным, хотя с этого нужно было начать.

3. Управление организацией — коллективное, она не должна строиться как вождистская партия или быть на побегушках у депутатов, а должна говорить с ними на равных.

24 июня 1990 года в Москве по инициативе МОИ прошла конференция клубов избирателей России. На ней решили создать движение «Демократическая Россия».

Я вошел в число десяти учредителей одноименного общественного фонда — для решения организационно-финансовых вопросов — вместе с Мурашевым, Комчатовым, Боксером, Шнейдером и другими. Нам и выпала честь стать формальными авторами первой заявки о регистрации «Демократической России». Учредительный съезд движения состоялся 20–21 октября 1990 года в Москве, в кинотеатре «Россия»[64].

Начало распада

Со дня решения о создании движения «Демократическая Россия» до Учредительного съезда прошло всего три месяца. Но в революции у времени свой метроном, и день идет не за три — за десять.

В эти три месяца стало ясно, что СССР, а вместе с ним и Горбачёв, уходят в прошлое.

Началось вроде бы все вполне конструктивно. 27 июля по результатам соглашения Горбачёва и Ельцина создали совместную группу по выработке стратегии экономических реформ — во главе со Станиславом Шаталиным. Заместитель — Николай Петраков. А мотором рабочей группы был Григорий Явлинский, к тому моменту заместитель Ивана Силаева, председателя правительства России. За основу приняли элементы программы «400 дней доверия» Григория Явлинского, Алексея Михайлова и Михаила Задорнова, написанной после прихода Ельцина к власти.

Но параллельно свои предложения по экономической реформе готовило правительство премьер-министра СССР Николая Рыжкова, причем ее главный разработчик академик Леонид Абалкин был важным членом обеих конкурирующих групп, сам с собой конкурировал. Основное их отличие в том, что в программе «400 дней» прочерчен в общих чертах путь в капитализм с приватизацией имущества, свободой ценообразования, сокращением роли государства в экономике. Программа Рыжкова — Абалкина — корректирование административно-распределительной системы с государственным ценообразованием, с сохранением главной роли союзного правительства в экономической жизни страны.

Нам предстояло пройти путь, который никто никогда не проходил[65] и который, как можно было надеяться, никому проходить и не придется. Преобразование страны, где к 1990 году все от мала до велика выросли в коммунистической диктатуре. В отличие от нас, в Восточной Европе и в Китае к началу реформ еще были живы (хотя и изрядно прорежены) люди, знавшие на практике, что такое капитализм, инициатива, свободный рынок, акции. Северная Корея и Куба, когда дело там дойдет до посткоммунистической трансформации, могут рассчитывать на поддержку собратьев с юга и сплоченной кубинской диаспоры в США, соответственно.

В СССР в 1990 году таких людей не было. А разрозненная русская диаспора предпочла остаться вне игры. На кого же было опереться при разработке новой экономической политики?