Я закрыл КПСС

Для меня уже с начала года горизонт событий сузился до столичного региона, за пределы которого я почти не выбирался вплоть до 1994 года. С одной стороны, это определялось служебными обязанностями. Но важно и другое — революции свершаются в столицах.

В аппарате председателя Моссовета я постепенно выдвинулся на лидирующие позиции. В мае мы торжественно переместились с пятого этажа в новые комнаты на втором этаже. У «великого переселения» забавная предыстория. По решению Горбачёва (1989 год) о проведении открытых выборов первые секретари комитетов КПСС должны были возглавить соответствующие советы. Таким образом, само собой предполагалось, что первый секретарь Московского горкома, член Политбюро ЦК КПСС Лев Зайков возглавит Моссовет. Горком приказал: для обеспечения его будущей работы выделить средства и оборудовать помещения в здании Моссовета (ул. Горького, 13). Обустроили кабинеты для Зайкова и его помощника на втором этаже, поставили индивидуальный поршневой лифт, стены отделали ореховым деревом и шелковыми обоями — невиданная для тех времен роскошь, обустроили персональную столовую, соединенную с кабинетом этим самым персональным поршневым лифтом.

Но вот ведь незадача: по итогам выборов хозяином кабинета стал не партийный вождь Зайков, а его главный оппонент Попов, и, соответственно, все остальные помещения достались нашей демроссийской братии, причем за счет МГК КПСС. Воистину, с паршивой овцы — хоть шерсти клок!

Не скрою, нас особо интересовало, кто займет кабинет помощника. Его обитатель автоматически наделялся статусом главного человека в аппарате. Попов выделил его мне, и, таким образом, я получил ясное для разбирающихся в аппаратных тонкостях чиновников подтверждение весомости моего поста. Потом этот кабинет занимали заместители руководителя московского правительства Бакиров, Толкачев, Швецова и другие.

Если не считать персонального места в угольном забое на шахте и в будке гидромониторщика на прииске, то, кажется, это был первый в моей жизни личный кабинет. Так что до сих пор испытываю определенную ностальгию, когда, проезжая по Тверской, смотрю на угловые окна дома 13 с левой стороны фасада на втором этаже. Впрочем, те же чувства испытываю, глядя на окна пятых этажей зданий на Большой Лубянке, дом 20, и на Старой площади, дом 4.

До выборов оставалось два месяца, и если организационные вопросы беспокоили нас меньше — они отработаны при подготовке к референдумам, — то политическая борьба развернулась с новой силой. Нам помогли и соперники. КПСС пошла по формально-номенклатурному пути, который за последние полтора года показал полную несостоятельность — выдвинула по шаблону людей статусных, но заведомо непроходных. Кандидатом в президенты России от КПСС стал только что уволенный с поста министра внутренних дел Вадим Бакатин, кандидатами в мэры Москвы — бывший председатель Мосгорисполкома Валерий Сайкин, бывшие секретари райкомов Алексей Брячихин и Владимир Клюев. Словно бы для того, чтобы еще больше повысить шансы кандидатов «Демократической России» и запутать своих сторонников, по «коммунистической линии» кандидатами в президенты РСФСР стали бывший премьер-министр СССР Николай Рыжков и командующий Приволжско-Уральским военным округом Альберт Макашов. А также яркий региональный лидер, и тогда, и позднее возглавлявший Кемеровскую область, — Аман Тулеев.

Отдельный сюжет и сенсация — восхождение на политическом небосводе звезды Владимира Жириновского. Презираемый в нашей среде, он выдвинулся кандидатом в президенты, заручившись поддержкой 477 депутатов России при минимуме в 213 голосов. Тогда мы понимали, а позднее я точно узнал, какие силы его так эффективно поддерживали, но бессмысленно отрицать и его незаурядные политические таланты.

Что касается кандидатов «Демократической России», то с Ельциным никаких вопросов не возникло. Движение сформировалось «под Ельцина». Ельцин от «Демократической России» зависел меньше, чем «Демократическая Россия» от него. За это потом мы заплатили высокую цену, но тогда многие не понимали, насколько губительна для политической организации персональная зависимость.

Гораздо сложней оказалась ситуация с Поповым. Это был первый за время нашего знакомства случай, когда он сам себя перехитрил. В разговоре со мной, словно бы размышляя вслух, он вспомнил пример Бориса Годунова, который несколько раз отказывался от царства, побуждая боярскую знать снова и снова просить его возложить на него бармы, и, когда, наконец, согласился, он уже никому ничем обязан не был — сами, дескать, напросились.