Я закрыл КПСС

Телефонные звонки, в том числе из министерства обороны и министерства внутренних дел СССР, подтвердили: путчисты лишились поддержки военных, команд на применение силы нет, у них раздрай и паралич власти. Главный звонок был от Николая Калинина, коменданта МВО, сообщившего, что в Моссовет сейчас прибудет офицер связи для отслеживания вывода воинских подразделений из Москвы. Офицер приехал через пятнадцать минут и подтвердил: войска выводятся. Заговор провалился. Осталось только убрать политический мусор.

Утром 21 августа новости посыпались одна за другой. Войска выведены, гэкачеписты арестованы, Пуго застрелился, Горбачёв летит в Москву.

В последующие годы высказывались разные мнения о возможной причастности Горбачёва к ГКЧП. Исходя из собственного опыта работы в высших структурах, могу предположить, что инициаторы заговора во главе с Крючковым, узнавшие о предстоящей своей отставке из «прослушки» разговора Горбачёва с Ельциным и Назарбаевым, решили: «Ах, гад (это — про Горбачёва), о себе позаботился, а нас — за борт?! Тому не бывать».

И перед отлетом Горбачёва в Форос высказали ему свою «озабоченность»: «А ну как Ельцин и другие откажутся подписывать Союзный договор, нужно ведь и к такому варианту готовиться?». «Действуйте», — возможно, сказал Горбачёв. Эта безликая формулировка «действуйте» вообще очень популярна у руководителей: ты вроде бы команду дал, но всегда можно от исполнителей отмежеваться, не так, мол, поняли. Те и стали «действовать», попытались ультимативно поставить Горбачёва перед фактом и заставить к ним присоединиться, повязав кровью. Не на того напали — и воли, и ума у Горбачёва было куда больше. И быть у них на поводу президент СССР категорически отказался. Они растерялись и оказались неспособны взять на себя всю ответственность, в том числе и за большую кровь.

«Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков», — как пел Высоцкий. И слава богу!

Подводя итог событиям тех трех дней, отмечу, что основной формой противостояния незадачливым, но опасным заговорщикам стало непослушание. Сопротивления, как такового, было меньше: трудно сопротивляться тому, что неподвижно (а именно так вели себя путчисты после ввода войск). Но тот факт, что сотни тысяч москвичей и петербуржцев, уральцев и сибиряков, украинцев и прибалтов не приняли покорно их волю, как к тому российская и советская власть их приучала веками, деморализовал большинство действующих лиц и исполнителей путча. Они-то надеялись, что после приказа: «Всем — в стойло» народ послушно побредет по предписанному адресу. Увидев же массовую непокорность, растерялись и впали в ступор (повторю: и слава богу, иначе последствия могли быть гораздо худшими).

Островками сопротивления были Горбачёв, Белый Дом во главе с Ельциным, журналисты, которые сломали благостное «лебединоозерское» описание дел в стране, военнослужащие, наотрез отказывавшиеся выполнять кровавые замыслы Крючкова и компании. И, конечно, те, кто своими телами заблокировал пути возможного наступления путчистов. В нашей памяти навсегда останутся имена погибших в тоннеле под Новым Арбатом — Илья Кричевский, Дмитрий Комарь, Владимир Усов.

21 августа собрались у Попова. Совершенно очевидно, что наступил исключительный по значимости и по стечению обстоятельств момент, когда может быть обрушена власть КПСС, прикончен, наверное, самый кровавый в истории режим. Наступает время «добить гадину», а с другой стороны — начать немедленное строительство новых государственных основ.

Попову позвонил мэр Парижа Жак Ширак, с которым он познакомился ранее в ходе официального визита. Сказал, что хочет немедленно, сегодня же прилететь. Я встретил его в Шереметьево около 15 часов. Главный политический соперник Ширака — президент Франции социалист Миттеран, в отличие от многих зарубежных лидеров, не осудил ГКЧП: «[Он] не видит причины не сотрудничать с ГКЧП как с руководством Советского Союза». Ширак же понял, что это наилучшая возможность сыграть на контрасте и набрать дополнительные баллы на будущее. Он сразу осудил ГКЧП и вот теперь прилетел в Москву на самолете знаменитого автогонщика Ники Лауда.

На пути из аэропорта сказал между делом:

— Мне кажется, что я еду с будущим президентом Франции.

Ширак расцвел, было ясно, что затронуто самое для него важное. Ну а через четыре года выяснилось, что я угадал.

Атмосферу тех дней характеризует ужин. Собрались в кооперативном кафе «У Федорова», в подвале дома 36 на Пречистенке. Внезапно меня вызвал водитель — к телефону. Сообщали, что на Москву идет танковая колонна, началась вторая волна путча. Начали проверять, разбираться. Сигнал оказался ложным. И только после рассказал парижским гостям…

Вечером на улицах радостное и более-менее трезвое гуляние.