Я здесь...

Телевизионщики молодцы: как могут, поддерживают у обозленного народа новогоднее настроение. С самого утра по телику крутят советские фильмы, в которых люди из уничтоженной страны, наивные и красивые, обязательно находят свое личное счастье и общественное признание. У меня вот пока не получается, сколько ни стараюсь.

Мама запекает в духовке гуся, я к этому процессу не допускаюсь.

Ну что ж, остается только сидеть и разглядывать в зеркале свою физиономию. Да, рыжая, но мама права — есть во мне что-то этакое. У меня красивые темно-изумрудные глаза, гордый профиль, приятная улыбка — все это от папочки.

От нечего делать открываю нашу с мамой общую косметичку и рисую на веках стрелки «а-ля Софи Лорен». И сама пугаюсь своей аристократичной красоты. Ух! Не завидую вам, мальчики, если со стороны вы меня видите именно такой.

Мы канителимся с салатами и бутербродами почти до семи вечера, за это время Светка успевает раскалить телефон:

— Ну где ты, когда будешь?!

— Скоро! Выхожу уже! — огрызаюсь в трубку.

А ведь мне же еще нужно погладить платье. На сей раз выбираю синее: оно короткое, но с косухой и гадами смотрится классно.

А еще прошу маму завить мне волосы крупными локонами.

Дурак ты, Влад. Корми там в лесу оголодавших белок и пей в напряженном молчании кислое дорогое шампанское. С наступающим…

***

Вот уже и двадцать один ноль-ноль, на улице мягкий морозец, хаотично кружатся снежинки. Настоящая новогодняя сказка, только пьяные вовсю валяются в сугробах и нестройно голосят народные песни. Глубоко вдыхаю этот вечер и отчего-то улыбаюсь. От предчувствий, от надежд… От воспоминаний о парне, следы пребывания которого в моей душе горят, как следы звезд на синем небосклоне…

До Светкиного дома три пересадки, троллейбус каждого маршрута приходится ожидать минут по двадцать, вот он, час, и набегает. Плюс дорога.

Подвыпивший народ в троллейбусе дружелюбен, меня поздравляют с наступающим. Какой-то дядька хочет угостить водкой, да налить не во что, а из горла — не по-дамски. Сокрушается, бедный, всю дорогу, пока я не доезжаю до места.

— Не тужите! Найдете с кем выпить. С наступающим! — Я улыбаюсь ему напоследок.

Глава 28

На Светкином крыльце перемигиваются разноцветными огоньками гирлянды, из окон покосившегося дома орет музыка, какие-то тела на фоне занавесок шатаются тенями. Понятно: внутри разгар веселья.

В сенях сеструха в костюме Снегурочки устраивает мне форменный разнос:

— Мы уже думали, что тебя снегом где-то занесло! — Она грозно тычет пальцем в циферблат на запястье.

Мать честная, почти одиннадцать!

Кидис с порога протягивает мне бокал, наполненный до краев шампанским:

— Тут все уже замучились старый год провожать. Тебе штрафная! До дна. Шмотки куда-нибудь закинь, и за стол.

Я выпиваю, и пузырьки смешно щекочут нос. Ноги сразу слабеют, внутри разливается тепло. Сбрасываю косуху, петляю по длинному темному коридору, дергаю за ручки двери нежилых комнат, и одна тихо поддается. Внутри горит тусклый свет, вещи гостей горой свалены на старом диване. А на кровати у стены кто-то сопит и постанывает: что-то рано сегодня народ к любовным утехам перешел. Ну так я не буду мешать, я только куртку положу…

Как нарочно, спотыкаюсь о порожек, топаю, посылаю его по матери, и голубки, ворковавшие на кровати, испуганно поднимают головы. И все мое волшебное новогоднее настроение катится к чертям.

Сид.

Сид с какой-то метелкой на кровати сосется, даже губы у обоих опухли.

Он в секунду подскакивает:

— Лик!

— Да пошел ты!!! — шиплю я тихо, но вложив в слова весь яд. Рот кривится и немеет.

Вот дура, весь месяц нарезала круги под его окошками… А он у себя дома вот так вечера проводил. Красноволосая, а теперь эта… Сколько их у него вообще? И горько до ужаса, и смешно. Смешно!

Стремглав выбегаю из комнаты, в потемках ломлюсь через коридор, спотыкаюсь о чьи-то берцы и чуть не падаю, Сид грохочет следом, хватает за руку, да только я выкручиваюсь. Он снова за меня цепляется, разворачивает к себе и умоляет:

— Подожди! Послушай меня!

Как же бесит. Как бесит! Столько времени из отмеренной мне единственной и неповторимой жизни потратить, столько долгих дней жить с оглядкой на этого урода, тупого подлого сопляка, из-за которого все так и норовит пойти наперекосяк…

— Отвали, Сид. Исчезни!!! — визжу я.

— Да ни хрена я не отвалю!!! — орет он.

Чтобы усмирить, он собирается меня обнять, но я отвешиваю ему чудовищной силы оплеуху — резкая боль отдает в пальцы — и шиплю, давясь горьким ядом:

— Исчезни… к чертям… совсем.

Я выворачиваюсь из его хватки и с улыбкой вхожу в ярко освещенную избушку.

Там тепло, стол ломится от еды, с потолка свисают мишура и дождь, флажки из яркой шуршащей бумаги. В углу мигает огнями елочка. Светка — в костюме Снегурки, у Кидиса на башке колпак Санты Клауса. За столом двое играют в шахматы, кто-то спорит о марках гитар, а человек десять развеселых неформалов нестройно выводят:

— И уносят меня, и уносят меня

В звенящую снежную да-аль…

Сажусь рядом с ними и подпеваю. Новый год же. Праздник.