Я жил. Мемуары непримкнувшего

Первое серьезное совещание СНБ, посвященное положению в Польше, состоялось 21 декабря. На этом, как и на следующих заседаниях председательствовал адмирал Нэнс, но он почти не вступал в дискуссию. Объятый гневом, Рейган говорил убедительно. События в Польше, заявил он, были первым случаем за шестьдесят лет, когда произошло нечто подобное. (Он был неправ, так как игнорировал события в Венгрии и Чехословакии.) Москве надо дать понять, что если она желает продолжать нормальные отношения с западным миром, то должна восстановить свободу в Польше. Упомянув речь Рузвельта 1937 года, в которой тот призвал к установлению «карантина» по отношению к странам — агрессорам, Рейган сказал, что нам следует изолировать Советский Союз, сведя дипломатические и экономические отношения союзников с Москвой к абсолютному минимуму. Если союзники откажутся действовать с нами заодно, мы должны пересмотреть отношения с ними. Он даже зашел так далеко, что сказал, что нам следует быть готовыми объявить бойкот странам, которые будут продолжать торговать с Советским Союзом. Когда в ответ на это предложение Мис представил список возможных мер: полное прекращение торговли, отмена авиарейсов и блокирование телефонной связи, а также разрыв дипломатических и политических отношений — Рейган возразил, сказав, что дипломатические отношения следует поддерживать и что следует предложить Брежневу что — то привлекательное, чтобы он понял, насколько лучше будет его стране, если он изменит свое поведение. Хейг, однако, предупреждал, что подобные меры являются для Советского Союза вопросом жизни и смерти и потенциально могут стать причиной войны.

Заседание, которое происходило два дня спустя, 23 декабря, началось с перепалки по поводу письма Рейгана Брежневу. Было два текста письма, один из которых был написан мной, а другой — Госдепартаментом. Несмотря на то что мой вариант был одобрен Госдепартаментом, Хейг в приватном разговоре с Рейганом до начала заседания СНБ настаивал на том, чтобы он подписал версию Госдепартамента. Мис разрядил обстановку, предложив передать оба варианта письма рабочей группе, чтобы не терять время на этот вопрос. После окончания заседания я подошел к Хейгу с текстом своего варианта и спросил, какие у него были возражения по тексту, на что он ответил: «У меня нет возражений». Он предложил несколько незначительных поправок, из которых стало совершенно очевидно, что проблема была не в том, что написано, а в том, кто написал. Более того, противореча самому себе, он требовал на заседании СНБ, чтобы мы предусмотрели военные меры против СССР, которые никто, даже Уайнбер- гер, не считал возможными.

Что касается дискуссии по существу вопроса, то она напоминала дискуссию предыдущего дня. Хейг предупреждал о германской оппозиции любым политическим и экономическим санкциям против СССР и о возможности разрыва Европы с нами, если мы будем на них настаивать. На что Рейган возразил, что в таком случае «мы сделаем это одни». Джин Киркпатрик поддержала президента, напомнив собравшимся, что в ООН союзники часто открыто были против позиции США.

Письмо Рейгана Брежневу, отправленное днем 23 декабря, было сочетанием двух вариантов: за первыми несколькими абзацами, написанными мной, следовал текст Госдепартамента. По настоянию Хейга и по непонятной мне причине мы убрали предложение, в котором отрицалось, что «Солидарность» была контрреволюционной организацией. Письмо отвергало утверждения, что события в Польше были ее «внутренним делом», учитывая, что в течение нескольких месяцев, предшествовавших введению чрезвычайного положения, Советский Союз «многократно вмешивался в польские дела», тем самым нарушая Хельсинкский Заключительный акт, под которым стояла и его подпись. Если Советский Союз не прекратит поддерживать репрессии в Польше, «у Соединенных Штатов не будет другого выбора, как предпринять конкретные меры в отношении всех аспектов наших отношений».

На следующий день, в сочельник, вопреки возражениям Дивера, Рейган сделал заявление, в значительной степени основанное на написанном мной варианте письма, немного отредактированного главным составителем речей Арамом Бакшияном. В нем он перечислил грубые нарушения в Польше и предупредил, что, если они не прекратятся, следует ожидать серьезных последствий. В то же время он объявил введение некоторых санкций против Польши, таких как прекращение гарантий по кредитам экспортно — импортного банка, приостановление работы польских авиакомпаний на линиях из Польши в США и запрет польским судам производить лов рыбы в водах США. Много лет спустя на международной конференции, посвященной событиям декабря 1981 года, Ярузель- ский признал, что эти и последовавшие за ними другие санкции стоили Польше двенадцати миллиардов долларов, весьма существенная сумма для этой страны.