Я жил. Мемуары непримкнувшего

В апреле 1981 года сенатор Роджер Джепсен из штата Индиана связался с Диком Алленом с просьбой устроить встречу Солженицына с президентом. Аллен передал это дело мне. Я придерживался мнения, что совет Киссинджера президенту Форду не принимать русского писателя был неправильным с моральной и политической точки зрения. Когда Солженицын прибыл в Соединенные Штаты в 1975 году, он был известен как героический диссидент и борец за права человека, и его следовало встретить подобающим образом. За прошедшие годы, однако, он сделал ряд политических заявлений, которые показывали, что если он терпеть не мог коммунизм, то и к демократии не испытывал особых симпатий. Как известно из истории фашизма и национал — социализма, антикоммунизм не означает автоматически симпатию к демократии. Антикоммунист в России, Солженицын на Западе быстро превратился в русского националиста, настроенного против Запада. Его идеалом было некое милосердное теократическое самодержавие, уходящее, как он верил, в русскую историю, но которое на самом деле существовало только в его воображении. Он занял позицию на правом националистическом фланге русской политической палитры, хотя сам и отрицал это, так как предпочитал положение пророка, стоящего над партиями.

Стоит добавить, что русские националистически настроенные эмигранты в США были очень недовольны моим назначением в СНБ. В апреле 1981 года, явно опираясь на мнение Солженицына, некая организация под названием «Конгресс русских американцев» призвала своих членов начать массовую кампанию отправки в Белый дом открыток с требованием моей отставки. К несчастью для ее организаторов, кампания так и не сдвинулась с места.

Сначала я предложил, чтобы Рейган послал Солженицыну поздравительное послание по поводу какого — нибудь подходящего события в знак признания его как писателя и автора книги «Архипелаг ГУЛАГ». Аллена не удовлетворило это предложение, и дело зависло на несколько месяцев. Осенью 1981 года на Аллена снова было оказано давление, и он попросил меня собрать сотрудников СНБ, чтобы сформулировать более подходящую рекомендацию. Мы собрались 9 октября. Карнес Лорд, занимавшийся вопросами прессы в СНБ, предложил пригласить Солженицына вместе с группой советских диссидентов различных политических взглядов, нескольких русских демократов и религиозных деятелей, а также некоторых представителей различных этнических общин. Такая встреча отдавала бы дань всем оппонентам коммунизма, а не только тем, кто стоял на националистических позициях. Мне понравилось такое решение, и я направил это предложение Аллену. Аллен принял его, но в то время он был занят другими проблемами и не дал делу хода.

В марте 1982 года по настойчивым просьбам сенатора Джепсена и конгрессмена Джека Кемпа, Кларк — к тому времени Аллен покинул СНБ — согласился устроить ланч 11 мая для представительной группы советских эмигрантов, включая Солженицына. Полагая, по какой — то причине, что эта встреча может поставить президента в неловкое положение, Дивер предложил устроить вместо этого ланча встречу Рейгана с группой «этнических американцев». Когда эта затея не прошла, он приказал, чтобы никаких фотографий или заявлений по этому поводу не было, дабы не раздражать наших европейских союзников и Москву.

6 апреля эта история просочилась в прессу, что заставило меня заранее проинформировать Солженицына, чтобы он ожидал приглашения. Связаться с Солженицыным, однако, оказалось нелегким делом, потому что затворник городка Кавендиш в штате Вермонт, считавший себя главой государства в изгнании, не изволил предоставить свободный доступ к своей персоне даже для президента страны, в которой он нашел убежище. Из наведенных справок выяснилось, что некий православный священник в Вашингтоне знал, как с ним связаться. Вскоре после разговора со священником и просьбы аудиенции у Солженицына по телефону мне позвонила госпожа Солженицына. Когда я сообщил ей о предстоящем приглашении на ланч к президенту, она неохотно поинтересовалась, был ли приглашен кто — нибудь еще и если да, то кто? Но обсуждать этот вопрос отказалась и потребовала, чтобы приглашение было сделано в письменной форме. Несколько дней спустя русская эмигрантская пресса опубликовала сообщение о приглашении и намекнула, что Солженицын был оскорблен тем, что не один он был приглашен. Мы стали срочно ломать голову, как поступить, и решили, что перед ланчем президент примет Солженицына одного в течение пятнадцати минут.