Я жил. Мемуары непримкнувшего

Остаток моей военной службы был непримечательным. Из Скотт — Филда мы вернулись в Корнелльский университет для повторного летнего курса, затем нас перевели обратно в Ритчи, где меня назначили оператором коммутатора в ночное время. В конце 1945 года нас перевели в Калифорнию в целях подготовки к будущему назначению в Корею в качестве переводчиков. Но к тому времени Япония капитулировала, война закончилась и мы мечтали вернуться домой. Наша часть носила таинственное название из абревиатуры FAH. Мне пришла в голову мысль, что эти буквы, должно быть, обозначали инициалы офицера в министерстве обороны, отвечавшего за нас. Я посмотрел справочник армейских офицеров и действительно нашел некого полковника по имени Фрэнк А. Хартман, инициалы которого повторяли эту аббревиатуру. Мы осмелились позвонить ему в Пентагон и сообщить, что мы прослужили уже более трех лет и поэтому заслуживаем увольнения. Несколько дней спустя пришел приказ о том, что нас отправляют обратно на восточное побережье США. Я с нетерпением ожидал возвращения к гражданской жизни и возможности возобновить учебу. В марте 1946 года в Форт — Мид в штате Мэриленд я был уволен.

Холокост приходит в наш дом

Весной 1945 года мы узнали о капитуляции Германии и о событиях, которые стали личной трагедией для нас и всех евреев. По мере продвижения Красной Армии в Польшу, а оттуда в Германию, в газетах стали появляться сообщения и фотографии освобожденных концентрационных лагерей и лагерей смерти: люди, больше похожие на скелеты, горы туфель и очков, снятых с убитых, и крематории, где тела отравленных газом превращали в пепел. Мы были шокированы этими систематическими и массовыми убийствами: это казалось немыслимым не только потому, что было варварством, но и потому, что было иррационально, так как немцы могли бы использовать евреев для военных нужд. Правительства союзников знали о том, что происходило с евреями в оккупированной Европе, но предпочли хранить молчание из опасений сыграть на руку гитлеровской пропагандистской машине, согласно которой война произошла по вине и в интересах «мирового еврейства».

В моем архиве есть памфлет под названием «Массовое уничтожение евреев в оккупированной немцами Польше», изданный 10 декабря 1942 года находившимся в Лондоне польским правительством в изгнании. Этот памфлет адресован правительствам и членам антигитлеровской коалиции. В нем содержится точная и детальная информация о том, что сотни тысяч евреев были депортированы и почти столько же умерло от голода или было убито. Эту информацию проигнорировали. К своему вечному стыду, лидеры еврейских общин в Америке также предпочли хранить молчание о геноциде против своих собратьев. В конце апреля 1945 года я получил письмо от Олека, который выжил, скрываясь в «арийской» части сначала Варшавы, а затем Лодзи. Вскоре мать прислала мне вырезку из польско — еврейской газеты, которая описывала со слов Ванды, как она выпрыгнула из товарного поезда, направлявшегося к газовым камерам Треблинки, и затем оказалась среди польских рабочих, вывезенных на работы в Германию. Это было просто чудо. Но остальным членам нашей семьи чудо не помогло. Двоим из братьев моей матери удалось спастись. Когда восстановилось почтовое сообщение, они прислали нам письма, рисующие картину того, что стало известно как холокост. Эти братья моей матери не были высокообразованными людьми, и до войны они не многого добились, живя в основном с доходов, приносимых рентой с недвижимости бабушки. И это делает их письма более драматичными. Младший брат матери Сигиз- мунд, который до войны занимался лишь тем, что развлекался с женщинами, писал: «Я брожу как безумец с одной только мыслью, что они вернутся. Я жду с волнением в сердце нашего любимого Арнольда, которого вместе с нашей любимой мамой, Максом, Эстер и Нюсей (их дочь) вытащили из гетто фашистские молодчики 9 сентября 1942 года и погрузили в гигантский поезд. Немецкие бандиты вначале сказали, что все это только для переселения, но, как мы узнали, это было просто убийство, потому что по приезде на место людей или сжигали живьем, или отравляли газом. Миллионы людей, все гетто были убиты таким образом или еще более жестокими способами».

А вот что писал Макс: «Мы с Сигизмундом были почти свидетелями того, как доктора Макса (Габриелев), Эстер (его жену) и Ясю (дочь) депортировали в Треблин- ку… Арнольд, которого мы все так любим, и о ком мы никогда не прекратим скорбеть, стоял, как всегда, с улыбкой на устах в «ряду смертников» вместе с нашей дорогой мамой, постаревшей, вымотанной жизнью. Но эта семидесятитрехлетняя женщина стояла смело… Увы, не было возможности спасти их. Это было выше человеческих сил или разума сделать что — нибудь, чтобы облегчить их участь. Не было возможности дать им яд».