Я жил в провинции...(СИ)

Официальный печатный орган ЦК КПСС газета "Правда" объявила, что зон, закрытых для критики, больше нет. Показывая пример, газета публиковала потрясающие по смелости идей статьи новых партийных лидеров, разоблачала мздоимство высших чиновников. С подачи московских журналистов слова мафия, коррупция стали употребляться по отношению к нашим, а не "капиталистическим" реалиям. Нудные передовицы превратились в захватывающее чтение, содержание которых обсуждалось с коллегами и друзьями. Казалось невероятным, что об этом говорится не на домашней кухне вполголоса, а написано в центральной газете. Как водится, тут же возник анекдот:

- Читал "Правду" сегодня?

- Нет, а что там?

- При встрече. Это не телефонный разговор.

Летом 88-го в "Комсомолець Запоржжя" пришла разнарядка: направить корреспондента на стажировку в молодежную приемную "Правды". Редактор послал меня. Командировка была во многом формальной, можно было с чистой совестью целый месяц провалять дурака. Я же активно напрашивался на задания, обрабатывал письма, посещал все летучки: было интересно повариться в творческом котле первой газеты страны. Как-то в редакционном буфете мне показали на невысокого чернявого армянина, следователя-важняка Генпрокуратуры СССР Тельмана Гдляна, который вел ставшее знаменитым "хлопковое дело", связанное с коррупцией в высших эшелонах Узбекистана. Именно "Правда" в статье "Кобра на золоте" первой написала об этом.

И вот стажеру предложили поехать на слет молодых историков. "Посмотри, послушай, - сказал мой правдинский шеф, - и сделай небольшую заметку". Слет проходил в подмосковном молодежном центре "Олимпиец" и стал для меня выдающимся четырехдневным событием. Наша историческая наука, увязшая в догматах и стереотипах, переживала кризис, не зря ж появился термин - белые пятна истории. В "Олимпиец" съехались интересные молодые люди. Те, кого позже назовут новыми неформальными лидерами. Мысли их были точны и нестандартны, знания обширны. На равных с молодежью в дискуссиях участвовали маститые советские обществоведы-историки.

"Впервые за много лет открыто выступаю в такой большой аудитории", - сказал легендарный диссидент-историк Рой Медведев. Его устные зарисовки о Сталине, Брежневе, Андропове, Черненко были подобны открытию страшных тайн. Многое из услышанного в "Олимпийце" прочту потом в медведевских книгах. Юрий Афанасьев, ректор Московского историко-архивного института, потрясал своими высказываниями не меньше. Именно от него впервые услышал суждение о том, что советская историческая наука всегда была на службе у коммунистической идеологии, оправдывала сталинский режим. Запомнил и размышления профессора Сигурда Шмидта о краеведении, мощной ветви исторической науки, планомерно уничтожаемом с 1928-го года на протяжении десятилетий. Шмидт был прав: я вел в "КоЗе" краеведение, так мне разрешали не более раза в месяц готовить по этой теме выпуски.

В ночь после слета я написал заметку о том, что в "Олимпийце" столкнулись две точки зрения на освещение исторических событий: ортодоксальная, страдающая субъективизмом, и новая революционная, лишенная идеологической окраски. Редактор отдела, поручивший писать о слете историков, прочтя заметку, посмотрел на меня внимательно и попросил его выслушать. Затем корректно и не спеша просветил насчет борьбы разных научных школ, одну из которых возглавляет известный историк, редактор газеты "Правда", академик Виктор Афанасьев. Моя же заметка, пусть косвенно, пропагандирует взгляды популиста Афанасьева Юрия. Думаю, ясно, что заметка опубликована не была. Мог ли я знать, что стал маленьким свидетелем зарождения большой бури, которая, породив очень скоро межрегиональную депутатскую группу (в неё войдут Рой Медведев и Юрий Афанасьев), поглотит академика Афанасьева с его великой КПСС?

Командировка в Москву дала немало пищи для размышлений. Как и две недолгие поездки во Вроцлав, о которых упомянуто в главе "Мой рок-н-ролл". Многое из увиденного в Польше станет через несколько лет нормой и для нашей страны. За границей же впервые пришло осознание того, что можно жить по-другому, без идиотских идеологических ограничений, оставаясь свободным внутренне и публично. Замечу: упрощение массовых контактов советских людей с поляками стало возможным после московской встречи Горбачева с руководителем Польши Войцехом Ярузельским в апреле 1987 года.

Моя революция