В области насчитывалось уже полтысячи фермеров - одиночек с запретной ранее деловой хваткой, пытавшихся разрушить миф о бесспорном преимуществе коллективного хозяйствования. Центкевич отличался неординарностью. Совсем еще молодым руководил в Казахстане бригадой, строившей теплоцентрали в степных поселках. Привозил из Харькова списанные паровозные котлы, переоборудуя для котельных. За умную голову, независимый нрав и высокие заработки был нелюбим многими влиятельными начальниками. Когда в 86-ом объявили борьбу с нетрудовыми доходами, подобных предпринимателей, неизвестно как выросших в социалистических условиях, упрятали за решетку. Дабы не выделялись уровнем жизни из общей экономической уравниловки. Центкевич получил срок в десять лет. После половины отсидки, в ноябре 91-го, освободили - "за отсутствием состава преступления". Тюрьме, как ни дико это звучит, Виктор был благодарен. Ведь сидел не с простыми уголовниками, а с людьми грамотными, у которых набрался идей и знаний. Выйдя из тюрем, они возглавили биржи, СП, частные и малые предприятия.
Продав квартиру в Алма-Ате, Виктор переехал в родной Орехов, поселился в убогой времянке, взяв в пользование клочок земли, служивший городской свалкой. Эти бросовые 12 гектаров изменил до неузнаваемости: вывез тонны мусора, очистил пруд, заложил ондатровую ферму, организовал раскопки древнего кургана, находившегося на территории. Заключил договор на пятилетние поставки в Орехов бензина, были месяцы, когда город, благодаря Центкевичу, получал по 200 тонн дефицитного тогда топлива.
Наличие свалки у пруда всех устраивало. Когда пришел сюда хозяин, ему стали упорно мешать. Чего только не придумывали чиновники, чтобы отобрать у фермера его гектары. Хотели даже решением сессии горсовета лишить права на землю. Только увидев нашу съемочную группу, приехавшую за несколько минут до начала сессии, сняли вопрос с повестки дня. Но если косная власть оборотистость и ухватистость Центкевича не принимала открыто, то обыватели, завидовавшие всем, кто жил иначе и лучше, мстили исподтишка и непредсказуемо. Отравили собаку, охранявшую ферму; средь бела дня застрелили теленка; украли барана; подожгли вагончик, купленный за большие деньги и с трудом доставленный в поле. Проблемы Центкевича были типичны для нарождающегося украинского фермерства. Я понимал: за судьбой ореховского "выскочки" следит весь район, область. Выдержит он - потянутся к земле и другие. Потому и поддерживал, готовя телесюжеты, рассказывая о ферме в печати. Хорошо Виктора помню - невысокого, худого, жилистого. С коричневой кожей, выдубленной то ли казахстанскими степными ветрами, то ли жестким пятилетним тюремным режимом. Добавлю, не углубляясь в подробности: Центкевич, в конце концов, систему не одолел. Разорился, бедствовал, по возрасту получил мизерную пенсию. На том месте, где хотел разбить сад и построить для семьи дом, давно стоит стандартная АЗС.
Заманчивое творческое предложение, о котором упомянуто выше, связано с изданием, давно популярным в Украине и соседней России - "Теленеделей". Основал её в 1994-м в Харькове Борис Ложкин, на следующий год "Теленеделя" начала выходить в Запорожье (апрель), Киеве (май), Днепропетровске (июнь). Первым редактором запорожского регионального выпуска был я.
Концепция нового еженедельника - все о звездах шоу-бизнеса, кино и так далее - привлекала, некоторые идеи использовал и во "Всей неделе". Большая часть полос, уже сверстанных, приходила из Харькова, на отведенной для запорожского выпуска "территории" печатались местные "культурные" материалы. Не равнодушен я был к духовному просвещению! Но учредители газеты, платившие регулярно стодолларовую зарплату, требовали "желтизны" и прочего криминала, что мне было напрочь неинтересно. Помню, как печалились спустя 2-3 месяца после старта нашего выпуска, мол, на вложенные уже в издание деньги могли бы купить "Тойоту". Я супругов Иру и Валеру Фоменко, хозяев запорожской "Теленедели", не осуждал, людям хотелось быстрых и больших денег, а тяга читателей к "клубничке" и "желтизне" поднимала тираж.