Брат Женя из своего детства запомнил такой эпизод: как-то он, на чем-то сосредоточившись, не спеша мыл посуду (нас приучили делать это по очереди), и папа, наблюдавший со стороны, раздраженно заметил: мол, долго возишься. "Папа, я думаю", - сказал Женька. "Думаешь? Тогда я не тороплю, мой, сколько нужно", - отец уважал это занятие - думанье. Родители, с возрастом это особенно понимается, воспитали меня и брата по совести. Не заразив мещанскими идеалами, научив не прогибаться под обстоятельства, приучив мыслить самостоятельно.
Была в Спорном еще одна, тоже постсталинская, история. Приближалось 4 февраля 1957 года, мое семилетие. Я еще не школьник, но уже могу читать, писать и считать до ста. Как все мальчишки, мечтаю о двухколесном - взрослом - велосипеде, покупать который родители не спешат. Когда в очередной раз начал канючить, папа, не особо задумываясь о смысле сказанного, посоветовал написать письмо Ворошилову и попросить подарить к первому классу велосипед.
Дело в том, что прославленный герой гражданской войны, Маршал Советского Союза Клим Ворошилов, портрет которого был знаком и взрослым и детям, родился тоже 4 февраля, о чем я знал и чем, конечно, очень гордился. В те годы Ворошилов занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Папа посоветовал и забыл, мне же его идея показалась заманчивой. Когда дома никого не было, я максимально старательно вывел чернилами на тетрадном листе примерно следующее: "Дорогой Климент Ефремович. Меня зовут Юра Гаев, в этом году я иду в первый класс. Поздравляю вас с днем рождения. У меня 4 февраля тоже день рождения, подарите мне двухколесный велосипед". Сложив листок пополам, вложил его в конверт и заклеил, предварительно, подражая взрослым, хорошо обслюнив край конверта. Вбросив послание в почтовый ящик, я приготовился ждать подарка.
На следующий день к нам неожиданно заглянула тетенька, работавшая на поселковой почте, вызвала маму и о чем-то с ней пошепталась. Когда пришел папа, мама с ним посоветовалась, после чего мне предъявили "ворошиловское" письмо, многие слова в котором были почему-то размазаны. Это я, заклеивая конверт, напустил в бумагу столько слюны, что чернила "поплыли".
Произошло вот что. Когда женщине-сортировщице попалось письмо с выведенным каракулями адресом "Москва, Кремль, маршалу Ворошилову", она не показала его начальнику почты и не отправила с общей корреспонденцией дальше на Магадан. Сообразила: детская самодеятельность может накликать большую беду на взрослых. Помнила - люди получали сроки за самые невинные вещи. Маму, работавшую учительницей, почтальон знала, вот и сочла за лучшее принести опасный конверт домой к нам.
Меня не ругали. Невежливо, объяснила мама, отправлять Клименту Ефремовичу письмо, написанное с ошибками и очень неаккуратно. Пойдешь в школу, выучишь правила, и снова поздравишь маршала. Что касается вожделенного велика, то его мне пообещали купить. И слово сдержали. Хозяином синего двухколесного "Школьника" я стал в 1958-м. Мы в тот год, прожив на Колыме восемь лет, вернулись на материк, осев в Запорожье.
Моя СА
СА, кто забыл или по молодости не в курсе - Советская Армия. Именно так - с большой буквы два слова. Я проходил в ней службу с мая 1970-го по июнь 1972-го, сверх обязательных двух лет перебрав десять дней. Ребят, прошедших "срочную", в молодежной среде уважали. Вместе с тем желающих "откосить" всегда хватало. Армия хорошая школа, но лучше обучение в ней пройти заочно, - говаривали на гражданке во времена моей молодости. Один из институтских приятелей уверял, что получил отсрочку, заявив на медкомиссии, что в кирзовых сапогах у него ноги потеют. Второй отвертевшийся острил: "Плечи у меня узкие, автомат не удержится".
Учащиеся стационаров техникумов и вузов призыву не подлежали. Почему же я, студент дневного отделения Запорожского машиностроительного института, загремел с третьего курса в ряды СА? Потому что, не сдав очередную сессию, был отчислен и вскоре "замечен военкоматом". Декан лично звонил военкому с просьбой "прибрать" нерадивого студента. И был прав.