Я.Жизнь

Он уже позабыл, каково это – находиться в человеческом теле. При экстренной выгрузке и во время спешного путешествия обратно у него не было времени и желания анализировать свои ощущения, но сейчас, под воздействием вынужденного безделья – на которое у него теперь точно аллергия – он ковыряется в чувствах и приходит к выводу, что быть человеком – полный отстой. Его биологическое тело отправилось на хранение в отличном состоянии, но по сравнению с биоником оно все равно кажется сейчас слабым, хрупким, непредсказуемым: то тут тянет, то там простреливает. Мягкая ненадежная оболочка, в которую, по правде говоря, он никогда не планировал возвращаться. Биологическое тело – просто страховка, потенциальный билет в новую жизнь, возможность начать с нуля, если все пойдет прахом. А теперь, когда у Алисы есть его генетический код, тело не может даже этого. Оно становится бессмысленным. Последний билет на волю порван и пущен по ветру. Обрывки планируют в потоках северного ветра и оседают на дно неизвестности.

Лайк чувствует себя уязвимым, обнаженным, как рак-отшельник, которого вилкой выковыряли из раковины. Будучи человеком, он мало апгрейдил свое тело: в нем нет ни систем контроля, ни наноботов, ни заживления, ни датчика инфекций – ничего из того, что давно уже кажется ему нормальной частью повседневности. Это как если бы он сейчас сел писать письмо на печатной машинке и отправил бы его с голубем: да, можно, но зачем? Сквозь отвращение к куску мяса, которым он стал, Лайк улавливает и другое чувство. Древнее, первобытное, темное. Дурманящее и парализующее. Страх смерти. И следом накатывает острая волна ненависти. К Алисе, к Зету, к самому себе. Ведь он собственными руками загнал себя сюда, на территорию уязвимости. Если бы не дурацкое решение быстро добыть денег, он бы сейчас уже мирно прохаживался по неизведанным просторам Титана, строил новую жизнь, делал бы свою интересную работу и купался бы в ласке Кристины.

Он все глубже падает в бездну самобичевания, но, к счастью, его стремительное снижение прерывает звук открывающейся двери. На пороге появляется высокий черноволосый юноша, за ним жмется крохотная девчонка с яркими розовыми волосами. Вместе с ними в кабинет вплывает волна такого едкого запаха, что Лайк невольно чихает.

– Прости, чувак, – тоненьким голоском говорит розоволосая, – пришлось прибегнуть к древнему методу покраски.

– Представляешь, она отказалась возвращаться, пока не покрасит волосы!

Гагарин – а, видимо, это именно он – картинно закатывает глаза, мол, «женщины, чего с них взять». Стрелка встает на цыпочки и отвешивает тому подзатыльник.

– Лучше бы ты характер поменяла, а не тело, – огрызается Гагарин, но в его голосе звучит скорее теплая укоризна, чем осуждение.

Стрелка хихикает и перенаправляет свой интерес на Лайка:

– Ну ты даешь! Никогда бы не подумала, что ты ходишь на дело в копии настоящего тела!

– Я из тех, кто прячет важные вещи на самых видных местах.

– Умно. А гетерохромия тоже настоящая или модификация?

– Настоящая.

Даже Гагарин присвистывает. Да, нынче такие отклонения – большая редкость. Его родители были староверами, и напрочь отказались модифицировать генетический код плода даже после того, как узнали, что у него есть дефекты. Мать и выносила его по старинке, и родила сама. Это сейчас беременная производит такой же эффект, как розовый слон в балетной пачке на главной улице города, а тогда к самостоятельным родам относились лояльнее, вот матушка и воспользовалась возможностью.

Ребята некоторое время неловко топчутся в кабинете, а потом опускаются на свободные кресла. Лайк подмечает, что и они тоже двигаются неловко, будто надели неудобную одежду или обувь, которая жмет. Но все куда хуже – им жмут неудобные тела. И неизвестно, сколько придется в них провести.

Дверь вновь распахивается, и на этот раз впускает в комнату ту, что держит в руках их судьбы. Лайк подмечает, что при виде Алисы Гагарин спокойно улыбается, а вот Стрелка вздрагивает и отводит взгляд, как-то скукоживается, будто пытается слиться с креслом.

Глава Я.Корпорации обводит взглядом кабинет, оценивающе осматривает каждого гостя и останавливается на Лайке:

– Надо же, как ты упростил мне задачу. А я уже думала, как бы повежливее выяснить, кто из вас кто.

Ее улыбка говорит о том, что на самом деле ни о какой вежливости она и не собиралась думать. Вероятно, ее тоже позабавило то, что Лайк пошел на дело в своей биологической внешности. Или, быть может, она и так это знала? Ни в чем нельзя быть уверенным, когда имеешь дело с этой женщиной.

Алиса в коротком белом платье вольготной походкой проходит через весь кабинет, по-кошачьи устраивается в кресле за своим столом, вытянув ноги во всю впечатляющую длину и скрестив лодыжки. Лайк невольно любуется, и тут же мысленно ругает себя за это – нашел время.

– Ну что, мои дорогие, когда готовы отправиться?

– Чем раньше, тем лучше, – отзывается Гагарин.

Стрелка и Лайк синхронно кивают в знак согласия.