Я жизнью жил пьянящей и прекрасной…

Демократии, которые так «находчивы»: Англия, признающая красный Китай, чтобы спасти торговлю, Гонконг и т. п., – не видят, что это не помогает. Одной почти религиозной идее следует противопоставить другую великую идею (интеграцию, права человека). Никакой политической разумности. Никаких Трумэнов, Ачесонов^*. Никаких попыток раздобыть деньги для американского большого капитала.

15.02.<1950. Нью-Йорк>

Вчера Наташа не позвонила. Не стоило ожидать, учитывая ее настроение. Я позвонил ей после обеда. Она оказалась занята, разбирала письма. Прочитал в газетах, что был день святого Валентина. Послал ей цветы, сирень, фотографии такс, отдельное письмо ее собаке, с легким (не такое уж легкое) чувством вины^*. Бог любит великодушных сумасшедших больше, чем совершенных мужланов. Ответа не получил. Естественно. Ее чувство юмора (которое, как она утверждает, у нее есть, я же сомневаюсь) не столь совершенно. Кроме того, что за наглость – молчать две недели, надо за это ответить.

Когда я сказал, что удивлен ее словам «Ты испортил мне вечер», реакцией на мой поступок после долгого молчания, она заявила, что у меня нет чувства юмора, это якобы была «подсказка, переброшенный мост» – попытка помириться. Ничего такого не было прежде. Только несдержанный гнев.

Как при одном нажатии вдруг открывается замок, так вдруг все выясняется при упоминании о чувстве вины. Все возникает из смущения. Обвинения, обиды, все прочее: эгоцентричность до уродливости. При этом она верит, что более гуманна, дружелюбна, чем остальные.

Когда я остановлюсь? Лучшая модель поведения: уступать, уступать или блефовать до конца, тогда она придет и на следующий же день отомстит за то, что вынуждена была прийти.

Если бы моя книга^* была закончена! Она мешает и мешает ей. Я хотел бы как можно меньше помех.

Только все больше увязаешь в этом. Больше расстройства с тех пор, как я ее увидел. Делаю все больше глупостей.

16.04.<1950. Нью-Йорк> воскресенье

Вчера днем звонок Н. Я сказал ей, что могу вечером зайти за ней. У меня нет желания готовить. Послал ей после этого распустившиеся цветы плодовых деревьев. Все, чтобы пробудить чувство непринужденности. (Глупец!) Взял ее с собой. Павильон. Она заявила, что в четыре часа у нее была глубокая депрессия. Вынужденный разговор. О космических коллизиях. Эйнштейн, теории, философствование, работа, эссенциализм. Мало к этому добавила. Была очень оживлена за столом с Кордой и Нино Ло Савьо. Потом поехали к ней. Натянутые разговоры. Когда я заметил, что мне бы не хотелось мешать ей, если она хочет быть с кем-то, она заявила: «Нет, нет, ты должен жить своей жизнью». Страх перед ответственностью. Перед этим сказала, что может сама нести свое одиночество и знает, что и я смогу это выдержать. Опять все то же самое. Прогнать. Как-то, когда я сказал, что доверяю ей и, если у нее будет что сообщить мне, она это сделает. Она спросила: «Ты думаешь, что я влюблена?» Я: «Я ничего не думаю». Позже, когда заявил, будто она сделала так, чтобы я снова начал испытывать чувства, причем более глубоко, чем когда-либо мог подумать, она заметила: «Если бы не я, то была бы другая». Из ее слов следовало, будто она не хотела считать себя причастной к моему развитию. Я решил, что все кроется в случайности. Как могла бы обернуться жизнь человека, если бы он лет тридцать назад не выпил бы где-нибудь бокал пива, – этот вопрос остается и останется нерешенным. Если бы кто-то тем не менее захотел пройти по тому же кругу или по совершенно другому – то могло бы сложиться и так, что она оказалась бы для меня слишком плохой, а мне без нее было бы намного лучше и т. д. С этим она тоже не могла согласиться.

Я ушел. Хотел позвонить ей. Я позвонил. У нее поднялась температура. Вытирает пот с лица. Может быть. Странно, что не очень хочется в это верить.

Она позвонила сегодня днем. Я послал ей фиолетовые гладиолусы. Она позвонила – впервые, насколько я ее помню, чтобы поблагодарить.

С Беттиной вокруг бассейна. Солнце. Все почки вдруг вздулись. Зелено-желтый аромат. Домой. Сон. Проснулся со страхом в сердце: этого не может, не может, не может быть – одиночество без нее, кто же тогда будет со мной. Поднялся, мировое одиночество, вышел, выпил кофе, успокоился.

Она позвонила вечером. Не буду ли я свободен завтра вечером. Нет. Пауза. Она хочет завтра вечером встретиться с Ники или с Антонио; я скорее останусь дома. Я: «Должен ли тебя накормить?» – «Нет, нет, нет. Я вовсе не голодна». Позвонит завтра.

Я сижу, естественно, здесь, так ли это? Или к ней должен прийти врач^*? Как я ненавижу ее: «Нет, нет, нет». Хорошо, не будь на подхвате! Вспомни о Пуме! Тогда все время ты был к ее услугам, и это ни к чему не привело.

Когда она говорила что-то подобное: помогать людям и т. д. Поговорка: муж, который спешит перевязать палец соседу, довольный своим поступком, не замечает, что рядом с ним жена истекает кровью. Чтобы не было такого.

21.04.<1950. Нью-Йорк>