что я знаю на сто процентов: когда я открыл дверь, чтобы выйти, вне
парадной двери был пожар. Кто-то собрал в охапку несколько роз и поджег
их. В здании у всех нас были газовые плиты, и в соседнем подъезде вдоль
стены была проложена газовая труба. Всё могло кончиться очень плохо. Мог
запросто произойти взрыв. Но мы таскали воду вёдрами и потушили огонь, и
мне было жаль, что я не открыл дверь на тридцать секунд раньше. Этот идиот
был бы пойман с поличным, и я бы уничтожил его.
Полиция так и не узнала, кто это сделал и позже мы забыли об этом
случае. Вы не можете все время беспокоиться.
Существуют и другие вещи, о которых стоит думать. Все время
поступал новый материал для раздумий, и произошло много чего. К примеру,
в Турине у меня была встреча с двумя клоунами из Aftonbladet.
Это случилось, когда я еще жил в отеле Meridien. Aftonbladet хотел
улучшить наши отношения, так сказали они. Я приносил деньги им и Мино
думал, что самое время зарыть топор войны. Но помните, что я просто так не
забываю. Материалы врезались в мою память. Я помню всё и всегда получаю
своё даже десять лет спустя.
Когда ребята из газеты прибыли, я был в своем номере в отеле, и я
думаю, что они вели какие-то переговоры с Мино. Когда я спустился, то
почувствовал, что оно того не стоит. «Сфабрикованный полицейский отчёт!»,
«Как вам не стыдно, Златан!», – и это по всей стране. Я даже не
поздоровался. Я был просто разъярён. Во что они играют? Думаю, научил их уму-разуму, и, возможно, изрядно напугал. Я даже бросил бутылкой воды,
метя в голову.
– Хрен бы вы справились, будь на моём месте.
Я был сыт всем этим по горло и был зол, и, наверное, сложно
объяснить вам под каким давлением я находился. Это были не только
средства массовой информации. Это были фанаты, болельщики, тренеры,
руководство клуба, мои товарищи по команде, деньги. Я должен был играть,
и если не мог забивать голы, то должен был выслушивать об этом всём от
каждого, и мне нужно было найти какой-то выход. У меня был Мино, Хелена,
ребята по команде, но они были чем-то не тем, простые вещи, как и мои
автомобили, которые давали мне ощущение свободы. В то время я получил
свой Ferrari Enzo. Автомобиль стал частью моих условий при контрактных
переговорах. Там был я, Мино, а затем Моджи и Антонио Джираудо,
исполнительный директор, и Роберто Беттега. Мы сидели в комнате,
обсуждали мой контракт, когда Мино вдруг сказал:
– Златан хочет Ferrari Enzo!
Все просто переглянулись. Мы не ожидали чего-то другого. Enzo
являлся последней моделью Ferrari: самый потрясающий автомобиль,
который когда-либо был выпущен компанией, и было сделано только 399
автомобилей и нам показалось, что мы просим слишком многого. Но Моджи
и Джираудо, казалось, рассматривают всё как разумную просьбу. В конце то
концов, Ferrari принадлежит владельцам «Ювентуса». Всё это было похоже
на «да, конечно, парень должен иметь Enzo».
– Это не проблема. Мы найдём одну из них для вас, – сказали нам и я
подумал: «Ничего себе какой клуб!».
Но, конечно, они не получили его. Когда контракт был подписан,
Антонио Джираудо сказал мимоходом:
– Этот автомобиль – это старый Ferrari, не так ли?
Я был поражен и посмотрел на Мино.
– Нет, – сказал он. – Новый. Тот, который был выпущен всего в 399
экземплярах.
Джираудо сглотнул.
– Я думаю, что у нас есть проблемы, – сказал он.
Оставалось лишь три машины, забронированные, и была еще длинная
очередь желающих с очень громкими фамилиями. И что делать? Мы
позвонили боссу Ferrari Луке ди Монтеземоло и объяснили ситуацию. Будет
трудно, сказал он, почти невозможно. Но в конце всё получилось. Я получил
одну и обещал никогда не продавать.
– Я буду хранить её у себя до своей смерти, – ответил я и, честно
говоря, я люблю эту машину.
Хелена не любила ездить на ней. На её вкус она слишком дикая и
выпуклая. Но я сходил с ума по машине и не только по обычным причинам.
Автомобиль был классный, быстрый: вот он я, который достиг этого в жизни.
Enzo дал мне чувство, что я должен работать усерднее, чтобы заслужить его.
Это не позволило мне стать самодовольным, и я мог смотреть на него и
думать: если я не буду хорош, то я его потеряю. Эта машина стала моей
второй движущей силой.
В другие времена, когда я нуждался в толчке, я делал татуировку. Они
стали мне сродни наркотику. Я всегда хотел что-то новое. Но они никогда не
были импульсивным решением. Все до одной были хорошо продуманы. Тем
не менее, я был против них в самом начале. Мысль о них у меня
ассоциировалась с плохим вкусом. Но соблазн в скором времени возобладал.
Александр Остлунд помог мне найти свой путь, и моей первой татуировкой
стало моё имя белыми чернилами на моей талии. Её вы сможете увидеть
только тогда, когда моё тело загорело. Это было как тест.
Потом я стал более смелым. Я слышал выражение «Только Бог может
судить меня». В газетах написать могли всё, что угодно. Какой-нибудь крик