Я - Златан

тяжело. Могу это понять.

Она была в каком-то трансе. Где я, что происходит? Макси слабел. Но

Хелена, стиснув зубы, переносила всю тяжесть ситуации и продолжала

надеяться. Это всё, что она могла сделать. Макси был в другом месте, с

докторами, медсёстрами и другими людьми. Постепенно она начала

понимать, в чём была проблема. Его желудок не работал, так, как нужно. И

пришлось оперировать.

А я был на Сан-Сиро в окружении сумасшедших фанов. Было трудно

сосредоточиться. Но я решил, что буду играть. В основе. Наверное. Всё

расплывалось перед глазами. Думаю, что играл я тогда не очень хорошо. Да

и мог ли я играть хорошо? Помню, Манчини стоял у бровки и жестами

показывал, что через пять минут заменит меня. Я кивнул. Да, я уйду с поля,

я бесполезен.

Но через минуту я забил гол и подумал: иди-ка ты, Манчини, к чёрту!

Попробуй только сейчас меня заменить! Я закончил матч, и мы выиграли. Я

играл на эмоциях: ярости и беспокойство овладели мной. А сразу после матча

я ушел. Не сказав ни слова в раздевалке. Я не вспомню, как я уехал. Сердце

готово было выпрыгнуть. Но я помню больничный коридор, запах; помню,

как бежал, спрашивая у всех, куда, куда бежать? Наконец нашел палату, где

Макси лежал с множеством других детей в инкубаторе. Казалось, что он стал

ещё меньше. Как маленькая птичка. В тело и нос были вставлены трубки. Из

меня словно вырвали сердце. Я посмотрел на него, на Хелену. И что я сделал

дальше? Куда-то исчез тот крутой парень из Розенгорда.

— Я люблю вас обоих. Вы для меня всё. Но я не могу тут находиться,

иначе совсем с катушек съеду. Звони мне, как только что-нибудь случится, –

сказал я и убежал оттуда.

Не надо было поступать с Хеленой, оставлять её одну с ним. Но я

просто не мог справиться с этим, я был в панике. Я ещё больше возненавидел

больницы. Я вернулся в отель и, наверное, вновь играл в Xbox. В таких

ситуациях это меня обычно успокаивает. Рядом со мной всю ночь лежал

мобильный телефон, и иногда я просыпался, готовый к любому ужасному

известию.

Но всё прошло хорошо. Операция прошла успешно, и Макси сейчас

хорошо себя чувствует. На животе у него остался шрам. Во всём остальном

он такой же здоровый, как и другие дети. Иногда я думаю обо всём этом. И

это позволяет мне быть откровенным.

В мой первый сезон в «Интере» мы выиграли скудетто. А позже, в

Швеции, меня номинировали на Jerringpriset. Здесь не судьи выбирают

победителя, а народ. Шведы голосуют за лучшего спортсмена или лучшую

команду в этом году. Обычно такая награда достаётся атлетам в некомандных

видах, как Ингемар Стенмарк (горные лыжи), Стефан Хольм (лёгкая

атлетика), Анника Зёренштам (гольф). Но пару раз команда всё же

Награда от спортивной секции SverigesRadio.

добивалась успеха. Шведская футбольная сборная выиграла эту награду в

1994 году. Но в 2007-м году я был номинирован отдельно от команды. На

церемонии вручения я был с Хеленой. Я был в смокинге и в галстуке-бабочке.

Перед тем, как назвали победителя, я столкнулся в зале с Мартином Далином.

Мартин Далин – бывший футболист, один из великих. Он играл за

сборную, которая заняла третье место на Чемпионате Мира и выиграла

Jerringpriset в 1994-м году. Также он играл за «Рому» и «Боруссию» из

Мёнхенгладбаха и забил там множество голов. Как обычно, началась битва

поколений. Те, что постарше, хотят быть величайшими во все времена.

Собственно, как и те, что помоложе. Мы не хотим, чтобы звёзды прошлого

маячили перед глазами, мы не хотим слышать эту хрень о том, что нам надо

было поиграть в их времена, и прочее. Мы хотим, чтобы самый лучший

футбол показывали сейчас. Помню насмешку в голосе Мартина:

— О, так ты здесь?

А чего бы и нет?

— О, и ты тоже? – сказал я с такой же насмешкой. Как будто я

удивился, что его вообще впустили сюда.

— Мы выиграли этот приз в 94-м.

— Как команда, да. А я номинирован сам по себе, – ответил я с

улыбкой. Дерзкая шутка, ничего более.

Но в тот момент я почувствовал, что я хочу эту награду. Я сказал

Хелене, когда вернулся за стол: «Скрести за меня пальцы!» Я никогда ничего

подобного не говорил, даже при победах в чемпионате или кубке. Просто

вырвалось. Неожиданно это награда стала важной, как будто от неё что-то

зависело. Не могу объяснить. У меня очень много наград, на меня они

никогда не влияли. Может быть, не знаю, я воспринимал это как способ

самоутверждения, как знак, что я наконец мог быть принят. Не только как

футболист, но и как человек, несмотря на все мои вспышки и моё прошлое.

Я еле выдержал, когда на сцене объявляли номинантов.

Назвали меня, Сюзанну Каллур (бег с барьерами) и Аню Пёрсон,

горнолыжницу. Я понятия не имел о том, что будет дальше. Если я выиграл

Guldbollen, то я обычно узнаю об этом заранее. А сейчас я ничего не знал.

Время шло. Я сидел и медленно сходил с ума.

И победителем становится…