Я злодейка в дораме

Неужели и до него дошли слухи о нашей с ним возможной помолвке? Примерил на себя роль моего жениха?

Я качнула головой, отчего золотые заколки в волосах эффектно звякнули.

— Как ты можешь быть виноват, когда они это специально подстроили?! — повернулась я к стражу.

Генерал Хуа на это лишь закатил глаза:

— Иди уже отсюда! От тебя воняет, принцессе неприятно находиться рядом с тобой.

Вей Лун расправил плечи, выражая вызов. Он перевел опасный взгляд с меня на генерала Хуа, и мне показалось, что вокруг моего стража закрутилась черная дымка. Он явно собирался заговорить, но я не дала ему это сделать.

— Нет, генерал! — негромко, но твердо отрезала я. — Это рядом с вами принцессе неприятно находиться.

Если бы не спрятанная книга в томе по этикету, я бы давно этим самым этикетом уже зарядила по голове такой бессовестной скотины.

— Но Вы же не можете остаться одна, пока Ваш страж будет занят, — надменно выдал генерал. — Я, так и быть, составлю Вам компанию. Его Императорское Величество приказал…

— Вот именно! Его Величество приказал стражу быть со мной всегда и везде, и раз ему надо переодеться, то я пойду вместе с ним.

Выпалив это, я развернулась и пошла прочь из сада.

Все трое мужчин остолбенели. Евнух снова упал на колени, генерал открыл в изумлении рот, а Лун просто смотрел на меня так, словно я вдруг обратилась демоном.

— Вей Лун! За мной! — пришлось скомандовать, а то он застыл на месте.

* * *

Вейл Лун лежал на узкой лежанке в небольшой коморке. Комнаты принцессы были прямо за стенкой: случись что — он услышит и тут же придет, даже лег одетым.

Вот только сон никак не шел, хотя отдохнуть не помешало бы. Он вновь и вновь ворочался. Ветер шептал сквозь щели в стенах, но его прохлада не приносила облегчения. Сны, словно духи прошлого, не давали покоя. Сон и реальность сливались, шрамы на спине горели, словно их нанесли только что.

Луну снился он сам.

Маленький мальчик, бегущий босиком по грязным улицам города. Ему снился голод. Дома еды не было, и мать говорила, что ему нужно проситься на работу. Но кто возьмет в услужение ребенка? В итоге кусок хлеба — здесь, яблоко — там. Иногда удавалось сбежать, иногда нет, и тогда удары следовали один за другим. По рукам, по голове, по спине.

— Ты вор! Ты обрекаешь нас за позор! — слова матери больно ранят. Он стоит перед ней на коленях, пока она бранится. Сегодня хотя бы не бьет. Хотя он действительно заслужил — снова украл. — Это все из-за твоего отца! Украл мою честь! Ты такой же ублюдок, как и он! Вор!

Ее упреки ранят сильнее любых ударов. Он хочет объясниться, что делал это от отчаяния, чтобы они смогли выжить еще один день, но слова застревают в горле. Вей Лун знает, что она права. Он виноват перед матерю уже тем, что родился. Она не хотела его, не просила. Он доставил ей столько боли, столько проблем и продолжает доставлять их до сих пор.

Когда мать чуть-чуть успокоится, она возьмет то, что он принес, и приготовит поесть для них обоих. Другой еды у них все равно нет. А потом будет долго плакать, снова причитая на свою злую судьбу. Иногда она быстро успокаивается, и тогда в ней что-то переменяется. Она подзывает Луна к себе, придирчиво осматривает синяки.

— Ну что ты за горюшко… — вздыхает она, вставая и доставая припасенную склянку с лекарством. Ее он украл еще неделю или две назад, и вот она пригодилась. — Стой смирно, пока обработаю.