Я знаю, чего ты хочешь. Как просчитывать мысли и поступки окружающих

Я тоже коснулся его стакана. Лео пребывал в состоянии воодушевления, что было заразительно, и его гордость за нашу работу вдохновляла меня. Но почему, послав к черту четырнадцать предыдущих вербовщиков, Лео вдруг решил довериться мне? Мне пришлось предположить, что все началось, когда я предложил ему помощь. Других вариантов объяснения у меня не было.

– Как там Валентина? – спросил я, зная, что Лео недавно женился, а через три дня его жена попала в автокатастрофу.

– Она не очень здорова. Проблемы с медобслуживанием.

Его глаза стали сухими, что было признаком того, что он снова переходил в режим выживания.

– Что я могу сделать для тебя?

– Замолвить словечко нужному человеку в органах соцзащиты Бронкса.

– Я сделаю все, что только смогу.

Слава богу, я действительно мог это сделать, так как мой сосед работал в органах социальной защиты. Кроме того, Джесс давно посоветовал мне поддерживать хорошие отношения с каждым человеком, который только появлялся в моей жизни. Никогда не знаешь, кто и когда тебе понадобится.

Лео наклонился ближе.

– Твоя первейшая задача сейчас вовсе не борьба с терроризмом, – сказал он, переходя на хриплый шепот. – Я поработал с тобой только по русской теме. У меня есть другая мысль. Могу рассказать, если уделишь мне время.

Его глаза расширились и стали блуждать по комнате.

– Только если я могу оказаться полезным и для тебя тоже, – сказал я.

Он наклонился еще ближе.

– Я вырос с парнем, который живет на Манхэттене и теперь зовется Сергеем. А мой отец был окружным врачом, ты же знаешь?

– Я знаю.

– Мой папаша спас жизнь сестренке Сергея, и в тот день он поклялся мне, – ему пришлось вздохнуть, – что теперь мы с ним братья навеки. На всю жизнь, – он произнес слово с почтением, так как повидал столько разрушенных судеб. – Сергей работает в русском консульстве. Так что для него дипломатия – трудный бизнес.

Как и раньше в наших отношениях, он произносил это слово как «бизьнес», вероятно делая это нарочно. Он всегда становился более русским, когда находился рядом с другими соотечественниками.

– Он тоже член клуба? – спросил я.

– Аутсайдеров? – спросил Лео мягко. – Или другого?

Он имел в виду секретные службы.

– Нет, этого клуба.

– Да, он состоит только в «Аутсайдере», – сказал Лео. – Сергей чистый дипломат. А значит, он не был в спецслужбах, то есть не состоял в шпионской сети и за ним не была установлена слежка ни с нашей, ни с другой стороны. Он любит Россию. Точно так же, как некоторые ребята любят своих жен. Но меня он любит больше. Как оно и должно быть.

Лео был достаточно сильно благодарен Америке, принявшей его стране, чтобы делать такое, за что его могли тихо придушить, но в то же время считал любовь к людям наиболее священной вещью на свете.

– Зачем ему тогда говорить со мной?

– Потому что он любит меня. А я люблю тебя, – сказал он совершенно обыденным тоном, но у меня все равно образовался комок в горле.

«Я был бы счастлив встретиться с ним», – хотел сказать я, но не нашел достаточно смелости. К тому же это было бы не очень мудро с моей стороны.

Лео протянул руку, потряс мою и дал ей повисеть немного. Появились еще два стакана с выпивкой, и я передал один ему.

– На здоровье! – попытался я произнести тост на русском, чокаясь с Лео.

Я думал о том, каким потерянным и отчаявшимся был этот старик всего лишь семь месяцев назад, когда едкая вонь от взрывов на нулевой отметке ВТЦ еще не выветрилась из моей одежды. Я ощущал некоторое удивление от того, насколько великодушие и благородство, скрывающиеся глубоко внутри, готовы вырваться наружу.

Несмотря на этот момент, тронувший меня до глубины души, я также знал, что Америка, Лео, его жена, Виктор, я сам и весь изнывающий от горя город Нью-Йорк все еще пребывали в мире боли и хаоса. В каком-то смысле мы все были беженцами, спасавшимися от нового вида войны, которая, как могло показаться, никогда не закончится. Так оно и оказалось впоследствии.

Я просто надеялся, что друг Лео Сергей не донесет на меня «безопасникам», так как они в таком случае, вероятно, заявят ноту протеста в Госдепартамент США и устроят грандиозную дипломатическую заварушку, в центре которой буду находиться я.

Все могло легко перерасти в международный скандал, да еще и в такое сложное время, когда система национальной безопасности США была крайне уязвима. Существовала также возможность, что русские накажут меня лично. Я обладал большим иммунитетом, оставаясь в Штатах, но если бы поехал за границу, то дело могло принять совершенно другой оборот.

Лео и некоторые другие «аутсайдеры», которых я встретил здесь, знавали гораздо более мрачные и опасные времена, чем эти, и я понимал, что такое рискованное предприятие, как сближение с русским лоялистом, казалось разумным для них.