Я знаю, чего ты хочешь. Как просчитывать мысли и поступки окружающих

Сегодня я могу уверенно предложить свое доверие почти каждому, пока им не злоупотребят, что иногда случается. Но в те времена я не осознавал, насколько гибким можно быть при обхождении с кредитом доверия. Я все еще находился в плену заблуждений, кажущихся сейчас дикими. Мне казалось, что доверие является духовным и моральным абсолютом, который ни при каких обстоятельствах не должен возвращаться или каким-то образом трансформироваться. Сама идея того, что ты можешь любить кого-то, но не доверять ему, оставалась мне чуждой.

Я же был обеспокоен тем, что Сергей может почувствовать себя ограниченным властью своего правительства.

Я позвонил Сергею по тайному номеру, который мне дал Лео, и тот согласился встретиться со мной в ресторане под названием Reserve Cut на Уолл-стрит. Выбор места для обеда был негласным посланием, что никто из российского консульства не увидит его в Нижнем Манхэттене, расположенном в нескольких милях от Верхнего Ист-Сайда. Сергей согласился сразу же. Большинство русских дипломатов настояли бы на встрече в собственном офисе, вежливо намекая, что не хотят рассматривать возможность «неофициальных отношений». Может быть, Сергей просто хотел быть подальше от мрачного серого здания российского консульства и пообедать в дорогом, трендовом заведении, вдали от посторонних глаз. Лео сказал мне, что Сергей нечасто выходит в свет и никогда не откажется от хорошего обеда за дружеской беседой.

В день X, когда метрдотель подвел Сергея к моему столу, я проанализировал язык тела своего собеседника, получая первичные данные: сведенные на переносице брови, сжатые губы, откинутая назад голова в сдержанности, сложенные руки на груди. Он тоже взглянул на меня, считывая мои невербальные сигналы для получения такой же информации о моем внутреннем состоянии. Быстрое мягкое рукопожатие. Забрала подняты. Он глянул на часы. («Плохой знак», – подумал я.)

– Сергей, спасибо вам большое, что выделили время для разговора со мной. Хотя мне бы хотелось, чтобы здесь был и наш общий друг.

Не было нужды называть имена. Я уже обсуждал с Лео возможность его присутствия на нашей встрече: это помогло бы Сергею расслабиться, но мы сошлись на том, что на самом деле пребывание моего русского приятеля здесь лишь заставило бы дипломата закрыться, если бы мы вдруг решили заключить сделку.

Упоминание о Лео заставило лицо Сергея расслабиться. Он с одобрением рассматривал любимый зал биржевых воротил и брокеров (Лео предполагал, что так оно и будет), не проявляя при этом признаков застенчивости. Его костюм и рубашка не соответствовали принятому здесь негласному дресс-коду, но одежда сидела на нем хорошо. У него были широкие плечи и худощавое телосложение, так что дипломат выглядел лучше большинства своих русских коллег, которые обычно были бледны и рыхлы из-за долговременного сидения за столом в офисе по нескольку дней кряду.

– Наш друг считает, что у нас есть много общего и что мы сможем найти другие интересы с соизмеримыми ресурсами, – сказал я.

Казалось, Сергей испытал облегчение, поскольку я сразу признал реальное положение вещей, как выражаются чиновники всех стран на своем витиеватом, двусмысленном международном языке, и не стал оскорблять его интеллигентную натуру уловками и увертками. Его лицо еще больше разгладилось. Такая реакция воодушевила меня, поэтому я решил напомнить ему о других реалиях окружающего мира, хотя мне снова пришлось завуалировать правду туманными выражениями, чтобы признать серьезность моего заявления и дать ему шанс на отказ, если все пойдет наперекосяк.

– Я знаю, что вы дипломат, – сказал я. – Но давайте чисто гипотетически предположим, что кто-то в вашем консульстве работает на спецслужбы.

Его брови немного приподнялись, поскольку я начал говорить о разведке. Реакция была также молчаливым признанием того, что и я сам был из «спецслужб», поскольку именно этот термин использовался настоящими шпионами. Углы его рта немного приподнялись вверх: легкий знак согласия. Мы уже установили основы для взаимовыгодного сотрудничества!

Но когда он отхлебнул из бокала и промокнул рот салфеткой, то снова посмотрел на часы, что могло быть уверткой, маневром, так что я спросил его напрямик, не торопится ли он куда-либо. В самом крайнем случае это показало бы мою щепетильность к его нуждам. Но если бы он сказал, что ему скоро нужно уходить, то это бы означало: «Никаких раундов. Игра окончена».

– Вовсе нет, – ответил он. – У меня столько времени, сколько нам может понадобиться.

И это был хороший знак. Он и в самом деле не шел на попятную, а просто имел некоторые временные ограничения, поэтому приспосабливал свое расписание к моему. (Это положительный знак № 1. Я буду и дальше указывать на положительные знаки. Я уверен, что вы уже заметили несколько негативных знаков, такие как безошибочно негативная невербалика собеседника.)