Я знаю, что видел

Сердце рвется из груди. Вместе с машиной ускоряется и мой пульс. Все это пространство сжимается, сдавливает меня. Не хочу в камеру. Мне нельзя снова в камеру. В ограниченном пространстве я не чувствую самого себя. Руки становятся холодными и липкими, а с ними и лицо. Кровь словно поворачивает вспять. Я знаю, что этим все и ограничится, но одно лишь знание не избавляет от всепоглощающего чувства надвигающегося сердечного приступа. Может, и сейчас со мной происходит то же самое.

– У меня сердечный приступ, – произношу я, но слишком тихо, чтобы меня услышали. Концентрируюсь на чем-то вовне себя, чтобы перезагрузиться. Прекратить паническую атаку, если это она.

Убийство?

Сквайра?

Меня арестовали по подозрению в убийстве. Это должно означать, что Сквайр умер. Если он и мог подтвердить, что не я его пырнул, теперь уже не сможет.

Конвэй молча жмет на газ, и вот наконец я снова вижу перед собой здание с надписью: «ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК ПАДДИНГТОН ГРИН».

Он паркуется, отстегивает ремень безопасности. Затем оборачивается и лукаво смотрит на меня.

– Добился-таки своего, да, Эйнштейн? – произносит он, выходя из машины.

До последнего надеюсь, что он откроет мою дверь. Не открывает. Одним прыжком он преодолевает ступеньки и исчезает за стеклянным входом в участок. Я задыхаюсь.

Глава двадцать девятая Вторник

В горле все еще ком, но я не даю панике выплеснуться наружу и концентрируюсь на конкретных вещах. Сидя в полицейской машине, клещами пытаюсь вытащить из памяти любые детали, которые могут иметь отношение к обвинению. Дышу медленно и ровно. Детали. На этот раз я должен подготовиться. Но память вся запорошена пылью.

Бесполезно. От жары становится душно, раскаленный воздух трудно вдыхать. Нажимаю на кнопки, чтобы опустить стекло, но заранее знаю, ничего не выйдет. В груди нарастает паника, и совсем скоро я уже молю, чтобы Конвэй поскорее вернулся и выпустил меня. Озираюсь, замечаю на ступеньках полицейского в форме и принимаюсь стучать по окну, чтобы привлечь его внимание, но все тщетно. Он медленно раскуривает сигарету. Его неторопливость и безмятежность выводят меня из себя.

– Помогите! – кричу ему, но он не видит и не слышит меня, заложника ящика из стекла и металла.

Тут из главного входа появляется Конвэй. Расслабленной походкой он направляется ко мне. Чем ближе он, тем сильнее колотится сердце. Наконец он подходит и открывает дверь.

– Слава богу, – я еле дышу, – это недопустимо! У меня противопоказания. Клаустрофобия.

Пытаюсь кричать, но вдруг поражаюсь тому, насколько слаб мой голос.

– Всего две минуты прошло, – отвечает он и кивком приглашает следовать за ним в участок.

Оформляют меня ровно так же, как и раньше. Снова тщательно разъясняют права и оставляют читать те же формы. Только на этот раз в комнату для допросов меня забирают гораздо быстрее. Как будто время неожиданно ускорилось.

Конвэй и Блэйк уже там. Она теперь не выглядит выжатой, как в прошлый раз, когда мы с ней виделись. Пока они зачитывают предостережение, я закрываю глаза и жду первых вопросов. Даже сейчас я все еще в раздумьях, стоит ли рассказать всю правду или на все отвечать «без комментариев», как делают по телевизору.

– Вы имеете право ничего не говорить, но навредите своей защите, если не расскажете то, на что затем будете опираться в суде, – произносит Конвэй.

«Можете навредить своей защите, если не расскажете». Не помню такого по телевизору. Что-то новенькое.

Они то переглядываются между собой, то смотрят на меня. Передают друг другу, но что именно – не знаю. Напряжение становится невыносимым, и я неожиданно для себя начинаю говорить:

– Так, ну ладно. Выкладывайте. Он мертв. Что такое убийство – я в курсе.

Они смотрят на меня, приподняв брови. Снова переглядываются.

– Зачем я здесь? Новые улики? – допытываюсь я, надеясь распознать по их реакции, в чем дело.

Блэйк бросает взгляд на Конвэя, она догадалась. Одним лишь краем глаза. Миллиметр, на который она скосила зеленые глаза. Его же лицо, отягощенное годами и отсутствием какого-либо сомнения, неподвижно.

Говорить начинает Блэйк:

– Ксандер. Мистер Шют. Насчет мистера Сквайра. Мы получили результаты анализа крови из лаборатории. На ноже не ваша кровь.

– Что? – не верю я.

– Мы провели опознание по видео, и он не смог идентифицировать напавшего. Это не означает, что им были не вы. Просто, таким образом, мы оставляем дело без движения.

– Без движения? – слышу со стороны собственный голос, однако облегчение уже нахлынуло на меня.

– Это значит, что дальнейшего продвижения дела не будет. Но, как сказал детектив-инспектор Конвэй, если появятся новые улики, вас снова арестуют, – продолжает Блэйк.

– Понятно. Тогда зачем я здесь?

– Убийство, мистер Шют.

– Что? – Я в замешательстве. – Не понимаю. Вы же сказали, с ним все хорошо? – Ошалело пялюсь то на него, то на нее. – Если. Только. Речь не о другом уби…

Концовка слова застревает у меня в горле. Сердце выскакивает из груди.

– Мистер Шют, вы в порядке? Вы немного бледны, – интересуется Блэйк.

Киваю в ответ, хоть и весь дрожу.