Я знаю, что видел

2. Полиция говорит правду, и действительно тридцать лет назад случилось убийство, однако не то, что видел я. Это означает, было два убийства. И почти невозможно, чтобы два убийства двух молодых женщин произошли в одном и том же месте. На основе имеющихся у меня скудных данных я попробовал рассчитать вероятность, однако, как бы я их ни крутил, какие бы переменные ни использовал, вероятность получалось слишком крохотной. К тому же в наличии очевидный факт: на фотографии, несомненно, я.

А та фотография Грейс, Мишель Грейс Макинтош. Ma belle. Моя Мишель. Наша шутка. Имя, которое она ненавидела. Такое обычное. Увидеть ее теперь, увидеть нас, на этом полароидном снимке, спустя столько времени, – как будто шестеренки внутри меня вдруг расцепились и огромная тяжелая машина, грохоча, пытается затормозить. Не понимаю, какое отношение имеет она ко всему происходящему. Невероятно, чтобы убитой оказалась она. Это невозможно. И тем не менее этот вариант переместился по списку вверх, из зоны теоретически возможного в зону вероятного. Вынужден признать: то, как я помню увиденные мной события, не соответствует истине.

Сползаю на пол. Обвожу взглядом камеру, но уже знаю: мне нужно выбираться. Я должен избавиться от осколков прошлого, разбросанных вокруг меня, выбраться на свежий воздух и пройтись. Под ногами чувствую холод бетона. Я начинаю биться спиной о стену. С каждым касанием через кожу в камень уходят частицы тумана. Это не может быть она. Повторяю себе снова и снова. Я бы знал. Конечно, я бы знал. Где угодно узнал бы ее. Но что же из той ночи тогда я помню, если не имя? Разве не показалось мне, что я узнал его? Может ли Конвэй быть прав? Мог ли я подавить собственные воспоминания?

И тут меня наотмашь бьет осознание: Грейс мертва.

К тому времени, как открывается дверь, я уже потерял счет времени. Поднимаю взгляд и вижу перед собой карие глаза молодой женщины. Смотрит на меня сверху вниз, а затем кивает офицеру, чтобы тот оставил нас наедине.

Подходит ко мне и садится рядом. Костюм мешковат – похоже, она частенько его надевает по таким случаям. Тот же солиситор, что и в прошлый раз. Волосы убраны заколками, свет в камере придает им бронзовый блеск.

– Как себя чувствуете? – интересуется она, растягивая гласные.

С севера родом, значит. Смотрю на ее лицо. Из-за россыпи веснушек на переносице кажется молоденькой.

– Нормально. Только освоиться нужно. Вы вернулись?

Кивает. От одежды веет чем-то свежим. Лимон?

– Я только что пробежалась по материалам дела. И уже перемолвилась словечком с полицией насчет содержания вас под стражей.

– Ну и?

– Похоже, что вы не того. – Тут она несколько раз крутит пальцем у виска. – Вас, похоже, проверили.

– Ну и славно, – выдавливаю я из себя улыбку.

– Плохая новость: вы идиот. Но есть и хорошая новость, – тут она поднимается на ноги и помогает встать мне, – у них недостаточно оснований вас задерживать.

Поворачиваюсь к ней.

– Что? Но я был там.

– Правда были? – Она моргает своими карими глазами.

– Да. Я же описал место в подробностях. Они знают, что я был там.

– Послушала я ваш разговор. Вас не было там в восемьдесят девятом. Вы были там на прошлой неделе.

– Но… это же она. Та же женщина, которую убили у меня на глазах. И оказывается, я ее знал. Грейс была моей девушкой.

Она роется в коричневом кожаном портфеле в поисках ручки.

– Не знаю я никакой Грейс. Мишель Макинтош – вот кто их интересует. В любом случае, будь у них достаточно улик, вам бы уже предъявили обвинение. Нет у них ничего.

– Но это ведь та же женщина, мисс…

– Джанин. Джен.

– Джен, это та же женщина. Она просто называла себя Грейс. Это было ее среднее имя. Я знал ее.

– Никакого среднего имени. Я видела свидетельство о рождении. Там нет среднего имени. В любом случае, когда мы сейчас к ним пойдем, вы на все будете отвечать «без комментариев». А когда вытащим вас отсюда, все как следует обсудим. Понятно?

Беру ее за локоть, хочу, чтобы она оставалась ко мне лицом, пока я говорю. Она должна понять.

– Это она. Говорю же вам. Я не сумасшедший. И не дебил. Это она.

– Значит, так. Мы прямо сейчас идем на встречу с полицейскими. Советую следовать моим рекомендациям, если только вы вдруг не желаете сознаться в убийстве. Без комментариев. Уяснили?

– Но…

– Ладно. Спрошу прямо. Вы убили ее? Эту Грейс, Мишель или как ее там?

– Нет!

– Что ж, – она смотрит мне прямо в глаза, – тогда без комментариев.

Мы снова в комнате для допросов; перед Конвэем теперь лежит бумажка с чем-то очень напоминающим список вопросов. Рядом с ним Блэйк; она, как погонщик, пытается собрать разбежавшиеся по столу листы. Оба они напоминают воинов перед битвой.

Конвэй снова зачитывает предупреждение и представляет «под запись» моего солиситора – Джанин Каллен.

– Я рекомендовала клиенту отвечать «без комментариев», – заявляет она, как только называют ее имя.

– Что ж, мистер Шют, это ваша прерогатива. Но мы все равно можем спрашивать. И в конечном счете вам решать, отвечать или нет. Это просто рекомендация. Именно вам придется объяснять суду, почему вы не отвечали на вопросы.