Я знаю, что видел

Если я могу тебе еще чем-то помочь, только скажи. Я навсегда останусь твоим другом. Надеюсь, и ты останешься моим. Надеюсь, мы встретимся однажды – когда тебя покинут все твои демоны.

И еще кое-что. Знаю, правда, тебе будет неприятно услышать от меня такое. Ариэль научил меня: жизнь дается, чтобы жить. Это дар, которым мы не должны разбрасываться. Разбрасываться можно деньгами, и даже нужно. Но временем мы должны распоряжаться разумно, наслаждаться им. Вот почему я приняла это решение насчет денег: хочу, чтобы ты оставил их себе. Оставь. Купи себе дом, где почувствуешь себя в безопасности, залечи свои раны. Сделай хотя бы это ради меня, только это одно.

Твоя Мэйбл

Не помню этого письма. Совсем. Далеко в моей голове оно зажигает огонек. Наверное, в то время я его прочитал – в конце концов, я же сохранил его в своей любимой книге. Пытаюсь наскрести в памяти хоть что-то. После той встречи в кафе, на следующий день или на следующей неделе, она, судя по всему, отыскала меня и передала это письмо. А я, судя по всему, спрятал его в книге, но потом, испугавшись, что потеряю, оставил на хранение Себу вместе с другими вещами.

Я действительно читал это письмо. Но только раз или два. Уверен, было больно.

Перечитав его сейчас, я понял еще кое-что.

В понедельник у меня встреча с барристером. Вне всякого сомнения, это письмо все меняет. Или может поменять. Вдруг весь сгустившийся надо мною мрак начинает понемногу рассеиваться, а будущее, что я себе нарисовал, преображается и становится чуточку светлее.

Глава сорок вторая Пятница

К тому времени, как я добрался до Себа, уже спустилась ночь. Звоню, он открывает, весь изможденный.

– Все в порядке? – спрашивает он, приглашая меня внутрь.

– Нормально, а что? – говорю я и следую за ним.

– Тебя не было дольше, чем, как мне казалось, Нина способна тебя вытерпеть.

Мы проходим в гостиную. В доме я вдруг слышу собственный запах. Себ усаживается на кремовый стул и показывает мне на такой же. Я колеблюсь.

– Может быть, мне принять ванну. – Я продолжаю мяться в дверях.

– Все нормально, садись, – успокаивает он, заметив мой дискомфорт. – Открыл тут одну неплохую штуку.

На небольшом кофейном столике из черного дерева стоит бутылка «Макаллана». То самое виски. Которое любил папа. Вот оно, на столе, полбутылки. Картину дополняют два бокала.

– И что же она сказала? – спрашивает он, налив по двойному виски в каждый из бокалов. Протягивает мне, и я замечаю, что рука у него дрожит.

– Как ты и предполагал. Все отрицала.

– Так и знал, – ответил он. – Но ты там пробыл довольно долго. Узнал у нее что-нибудь интересное?

Такого тона у него я раньше не слышал. Пытается изобразить небрежность, но удается плохо.

– Вообще-то не так уж долго. Даже в дом не зашел. Но она и правда кое-чем меня удивила.

– И чем же?

Он делает глоток, слегка морщится.

– Ариэль. Она считает, что это он мог взять деньги.

– Ариэль? – переспрашивает он, расправляя плечи. – Парень с йоги? И почему она так считает?

– Я тоже подумал было на него, но что-то здесь не сходится.

– Что?

– Та ночь. Ночь, когда все случилось. Когда они зашли, я прятался за диваном. Я не так много видел. Но точно слышал, как он упоминал о деньгах, которые надо отпраздновать.

Он откидывается на спинку стула.

– Ну да, она встречалась с этим парнем. И уехала с ним. Поэтому, может, и так. Самое простое объяснение. Но как он добрался до них? – интересуется Себ.

– Точно не знаю. Может, тайком пролез в дом? После… после Грейс?

Он задумывается.

– Что ж, возможно. В то время столько всего навалилось, что, если б он залез в дом, пока нас не было, не уверен, что я бы обязательно потом это заметил. Окна были тогда такие, что дунешь – откроются. – Он показывает бокалом на эркерное окно.

– Как-то не сходится.

– Почему нет? Он ведь не пришел на похороны. Как по мне, все указывает на него. Особенно после того, что ты мне рассказал.

– Не знаю, Себ. Как бы я его ни ненавидел, не представляю, чтобы он при свете дня вломился в дом и украл деньги. Я его, конечно, не любил, но он точно не похож на домушника.

Себ замолкает на мгновение, делает еще один глоток.

– Может быть, во время поминок, – предполагает он. – Я помню, что он приходил, а теперь мне кажется, что он и наверх поднимался.