Я знаю, кто меня убил

– Привирал. Когда ограбили лабораторию профессора Субботина, на место приехал сотрудник ФСБ. Но лишь для соблюдения формальности. И, как я уже говорил, все на алкашей списали. НИИ спирт получает в больших количествах, работники его втихаря попивают, вот и придумали его пропажу. Воры якобы три канистры унесли.

– А крыс зачем?

– Из баловства выпустили. То же касается разработок профессора Субботина сорокалетней давности… Они все еще ценны. И революционны. Их можно продать за миллионы.

– А кто «жучков» наставил в квартире Эрнеста?

– Теперь я думаю, что лже-Физик. И вся заваруха не из-за тебя и «Теории горошины». Просто пришло время.

– Что значит последняя фраза?

– Галя все тебе объяснит, когда придет. А теперь ответь мне на вопрос: почему ты сегодня приехал в Энск? Сюда заявился, хотя понимал, что тебя могут тут поджидать.

– Мне нужен ОТВЕТ. Не получу, не успокоюсь.

– Уже знаешь, где он?

Паша бросил быстрый взгляд на плакат. Знал, что этого Константин не заметит. Его травмированные глаза долго фокусировались. Поэтому, наверное, он не мог выиграть на «Лексусе» ту гонку. Если, конечно, рассказ Гали о ней правдив.

– Я наделся на озарение, – ответил Паша. Карт он раскрывать не будет, это точно!

– Не пришло?

– Когда застаешь в своем доме чужого человека, все как-то улетучивается…

– Я твой рюкзак привез. И телефон хотел, но он восстановлению не подлежит.

– Ничего, куплю новый.

– От смарт-часов, смотрю, тоже избавился.

– Продал за пять косарей. А эти, – он указал на механические, – купил за шестьсот рублей.

– Крутые, командирские.

– Алкаш, что их мне продал, так и сказал.

Как же Паше хотелось остаться в квартире одному. Плакат так и манил его. Но свою теорию проверять при посторонних Субботин-младший точно не будет.

В дверь тихонько постучали. Паша глянул на свои командирские. Прошло более пятнадцати минут. Значит, или Ариадна решила сама заявиться, или это Галя.

Костя пошел открывать. Павел тем временем подбежал к афише и приподнял ее, чтобы посмотреть на обратную сторону. Естественно, там ничего, кроме плотного картона. Нужно из рамки доставать…

– Какие люди! – услышал он голос Кости. – А ты молодец, Павлик, с подмогой явился.

– И с человечком не прогадал, – это уже Галя сказала. Он узнал ее чуть грубоватый голос.

Выйдя в прихожую, Паша увидел «человечка». Естественно, Ариадну. Раскрасневшуюся, лохматую, злую. Она вырывалась из рук Гали, которая держала ее за плечи.

– Она сопротивлялась? – спросил у бывшей жены Константин.

– Врезала мне, представляешь?

– Да. У тебя глаз опух.

– Вот тебе и девочка-ромашка.

– Не ромашка я тебе… Козел! – процедила Ари и плюнула под ноги Кости.

– Вся в тетку, – закатил глаза он. – А теперь давайте успокоимся, сядем и поговорим.

Глава 6

Она приехала на работу, но только чтобы написать заявление на административный отпуск.

– Папе не лучше? – спросил директор. Он был славным малым, участливым. Знал, что случилось у Гараевой.

– Написал отказ от госпитализации. Мнит себя здоровым. А я вижу, что плохой еще. Нужно присматривать.

– Больше недели дать не могу.

– Спасибо и на этом.

Аня, покинув кабинет директора, зашла к Таше. Та сидела за компьютером в наушниках. Как обычно, жевала мармеладную соломку, тянучую, разноцветную, несъедобную на вид, и пила чуть теплый чай. Подруга заваривала себе огромную кружку, считай, бульонницу, насыпая заварку прямо в нее. Никаких пакетиков, в том числе пирамидок. Только крупно-листовой чай. Придя на работу, она выпивала свой чифирь, чтоб взбодриться, потом заливала уже распаренный лист кипятком, кидала лимон, мяту, ягоды – что было, то и бросала, и дула этот напиток до обеда. По мнению Ани, оба варианта были так себе. Она, как и остальные сотрудники, предпочитала кофе из машины.

– Привет, – поздоровалась Аня с подругой, отодвинув наушник от ее уха.

– Хэллоу, май дарлинг! Ты чего опаздываешь?

– Я пришла попрощаться.

– Уволилась? – вскинулась Таша.

– Нет, административный взяла. Отец плохой совсем.

– Ты же говорила, почти поправился.

– Так думала, пока не провела с ним сутки. Физически он вроде почти восстановился. Ходит, пусть и с палочкой, без проблем ест, пьет. Но с головой беда.

– Заговаривается?

– И забывается. Слова элементарные вспомнить не может, путает их, это ладно. Но вчера два раза выпил таблетки от давления. Я дала, он забыл. Пошел и сам взял. Лежал потом без сил.

– У меня бабка после инсульта такой же была. Но она лекарства не признавала, только травы. Заварит, выпьет, забудет. А мы понять не можем, почему у нее стул зеленый (в деревне жила, в ведро ходила).

– Оклемалась?

– Где там! Умерла через две недели. И как раз из-за своего помутнения разума. Полезла в подпол, да забыла, что лестницы в нем нет. Разбилась.

– Зря я, значит, отца без присмотра оставила. Поеду.

– Вы же вроде сейчас у какой-то подруги Эдуарда Петровича живете?

– Да, она привезла меня, потому что у нее дела в Москве. Он там один.

– Сиделку нужно было нанять.

– Это быстро делается.

– Ты права. – Таша встала из-за стола, обняла подругу. – Держись. Я, если ты не против, навещу тебя в выходной.