Я знаю, кто ты

Это похоже на дурной сон. К этому моменту она должна бы уже понять, что я говорю правду. Я не знаю, куда делся мой муж, почему он сказал то, что сказал, и почему он так со мной поступает. Наверное, он хотел меня проучить, но пора остановиться. Разумеется, я его не убивала, как она, кажется, все еще считает. Может, мне в детстве и поставили диагноз «посттравматическая амнезия», но врачи ошиблись, и, в любом случае, думаю, что если бы я совершила что-нибудь настолько драматичное, я бы об этом помнила.

Я направляюсь в сторону сигнальной ленты. Им придется меня впустить, ведь это мой дом. Кроме того, мне нужно приготовиться к вечеринке: я не могу идти в таком виде. Ветер замирает в моих свежеподнятых парусах в тот момент, когда я вижу двух людей в белых костюмах криминалистов. Они выносят из моих дверей что-то похожее на носилки. На носилках лежит кто-то или что-то под белой простыней.

В первый момент я не верю своим глазам.

Эта картина врезается мне в память, оставляет неизгладимый след и заодно убивает остатки надежды.

Не может быть, чтобы они нашли тело. Ведь это значит, что кто-то умер. А если кто-то действительно умер, то это значит, что кто-то другой этого кого-то убил. Я различаю силуэт инспектора Крофт, выходящей из дома. Она показывает на что-то, чего я не вижу. Если она действительно что-то нашла, она теперь ни за что не поверит моей истории про сталкера, тем более что она и раньше мне не верила. Издалека я не могу разглядеть выражения ее лица, но представляю себе, что она улыбается. Я поворачиваюсь и бегу.

Тридцать пять

Эссекс, 1988

Теперь я каждый вечер подметаю и мою пол в лавке. В процессе я слушаю плеер и тренируюсь говорить вещи вроде «Питер Пайпер продал пригоршню пряных перчиков» или что-то про дождь в месте под названием Испания. Каждый вечер, закончив подметать, я кладу в пластиковые подставки новые квитанции и синие мини-ручки на завтра. Квитанции на самом деле состоят из двух скрепленных вместе кусочков бумаги, и когда вы пишете что-нибудь на верхнем, белом, листочке, та же надпись, как по волшебству, появляется на нижнем, желтом. Когда люди делают ставки, они отдают оба листочка Мегги или Джону, а потом вместе со сдачей получают желтый листочек обратно. Если они выигрывают, они подходят с желтым листочком к прилавку и получают свои деньги. Проигрывая, они обычно сминают листочек и швыряют на пол заодно с окурками и прочим мусором. Потом лавка закрывается, и я все это подметаю. Это происходит каждый день, кроме воскресенья.

Когда Мегги кричит, что лавка закрывается до следующего дня, я беру веник и волоку его за прилавок. Они с Джоном все еще скрепляют сегодняшние стопки денег резинками и наполняют пластиковые мешочки монетками, перед тем как отправить все это в сейф. Сейф очень тяжелый и почти с меня размером. Как-то раз я попробовала его поднять, и он даже не шелохнулся, даже капельку.

– Почему вы не женаты? – спрашиваю я, наблюдая, как они считают деньги.

Я только что прочла в своем журнале со сказками о том, как принцесса вышла замуж за принца. Я знаю, что Мегги и Джон не женаты, потому что они не носят кольца и потому что на конвертах, которые приходят в наш почтовый ящик, написаны разные фамилии.

Мегги поднимает взгляд от кучи двадцатифунтовых банкнот:

– Потому что брак – это ложь, малышка, а в нашей семье друг другу не врут. Я уже столько раз это тебе говорила, что пора запомнить.

Я не понимаю, что она имеет в виду, но не переспрашиваю, потому что сегодня вечером у Мегги веселое лицо, и я не хочу, чтобы оно изменилось. Джон на что-то показывает, но из-за стойки мне не видно, на что. Выйдя в лавку, я вижу два стоящих рядом игровых автомата.

– Чего…

– По-английски, – напоминает Мегги.

Мне больше не разрешают говорить, как она, но мне еще пока приходится задумываться, чтобы говорить, как кто-то другой.

– Что это такое? – спрашиваю я с правильным произношением.

Джон улыбается, сверкая золотым зубом.

– Приманка, – отвечает он.

– Заткнись, Джон. Это тебе.

– Но что это? – спрашиваю я снова.

– Ну, один из них – это самая обычная слот-машина, а другой… что-то я позабыл, а ты помнишь, Мегги? – спрашивает Джон.

– Думаю, это, скорее всего… «Пакман»! – отвечает она.

«Пакман» – это мое новое любимое занятие. Я играю в него каждое воскресенье, пока Джон с Мегги разговаривают с мужчиной, похожим на Мегги, который называет себя моим дядей. Они похоже выглядят, похоже произносят слова и говорят похожие вещи. Иногда мне кажется, что они – это один и тот же человек, только он мужчина, а она женщина.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – кричу я и бегу за стойку обнять ноги Мегги.

Она говорит, что мне можно будет поиграть на автоматах только после того, как я подмету и помою пол, поэтому я все это делаю супербыстро. Потом Джон достает мне пакетик с монетками из сейфа и поднимает меня на табуретку.