Я знаю, кто ты

Все напитки здесь бесплатные, за счет киностудии, поэтому я беру еще один. Мне кажется, я его заслужила. Беспокойство сказывается на моих отношениях с едой и питьем. Оно становится между мной и едой и подталкивает меня к алкоголю. Я знаю, что пора притормозить, но порой совет, который мы даем сами себе, тяжелее всего услышать. Кажется, бармен удивлен, что я вернулась так быстро. Я говорю ему, что это бокал для моей подруги, и он вежливо кивает. Прямо сейчас мое актерское мастерство никого не может обмануть.

Я спускаюсь на этаж ниже: новая комната, новое оформление. Полумрак, диваны, обтянутые черной кожей, абстрактная живопись на стенах, черные шторы, прячущие от нас окружающий мир, а нас – от мира. Новый бар, а за ним – бармен, который еще меня не обслуживал и не станет осуждать меня так, как я сама себя сейчас осуждаю. Этот бокал должен стать последним на сегодня.

Еще один лестничный пролет – и я возвращаюсь на первый этаж, откуда начала свое путешествие. Не буду через силу торчать тут допоздна, но прямо сейчас уйти тоже нельзя, да и куда бы я пошла? Тут еще есть несколько человек, с которыми мне необходимо поздороваться во имя собственного будущего. В этой индустрии за сценой происходит столько всего, о чем не догадываются зрители! И, пожалуй, это к лучшему. Когда фокусник раскрывает секрет своего трюка, сложно продолжать верить в волшебство.

За внушительным георгианским фасадом я обнаруживаю комнату, которую еще не исследовала. Здесь все фиолетовое, бар отделан металлом, а свет так приглушен, что лица людей похожи на тени. Я чувствую дуновение ветерка и замечаю кое-что расположенное с той стороны зала: сад. Он уединенный, но при этом просторный – настоящее сокровище, явление, такое необычное для центра Лондона. В центре окруженного стенами двора установлен белый шатер, украшенный золотыми звездами, а в дальнем углу – бар с шампанским. Так вот где все прятались: под открытым небом. Я беру себе еще один бокал, игнорируя строгий внутренний голос, советующий воздержаться, окидываю взглядом лица окружающих людей и замечаю режиссера с супругой. Они разговаривают с незнакомыми мне людьми, но я все равно подхожу к их небольшой компании. Когда рядом есть хоть кто-нибудь знакомый, я чувствую себя не такой уязвимой. Я делаю усилие и прислушиваюсь к их беседе, надеясь, что она поможет мне отвлечься от мыслей в собственной голове. Мне кажется, что я вижу вспышку фотоаппарата, но, подняв взгляд, не обнаруживаю никого, кто бы хоть что-нибудь на меня направлял. Кроме того, здесь сегодня не должно быть журналистов, это вечеринка совсем другого типа.

Жена режиссера достает из сумочки пачку сигарет. Аромат табачного дыма все еще может унести меня в прошлое, и воспоминания, которые он пробуждает, не всегда бывают приятными. Я смотрю, как она зажимает сигарету между покрытыми блеском губами, и обращаю внимание на ее необычный вид: сигарета длинная, тонкая и совершенно белая, как будто в ней совсем нет фильтра.

– Какие необычные сигареты, – говорю я, когда жена режиссера прикуривает.

Она вынимает сигарету изо рта своими наманикюренными пальцами:

– Хотите?

Я не курила с восемнадцати лет.

– Да, пожалуйста, – слышу я и понимаю, что голос принадлежит мне.

Она помогает мне прикурить, свободной рукой загораживая огонек от ветра, и я слушаю ее истории из голливудской жизни, не особенно вникая в суть. Я глубоко затягиваюсь, наслаждаясь состоянием временного подъема от никотина в крови, и думаю о том, что сделала бы, пожалуй, почти что угодно, чтобы стать тем человеком, каким должна стать, чтобы жить с собой в мире. Человеком, которого можно простить за все ужасные поступки, которые он заставил себя совершить, чтобы попасть в ту точку, где находится сегодня.

Я легко отвлекаюсь от беседы и переключаю внимание на спину хорошо одетого мужчины на другой стороне дворика. Его рост, фигура и линия волос на шее кажутся мне подозрительно знакомыми.

Это он.

Мне не видно его лица, но каждая частичка моего существа говорит мне, что это мой муж.

Мне становится гораздо холоднее, чем раньше, и пальцы, сжимающие сигарету, начинают дрожать. Мои глаза мечтают, чтобы он обернулся, чтобы мозг понял свою ошибку, но мужчина не поворачивается ко мне лицом, а, наоборот, уходит в противоположную сторону. Я следую за ним со всей скоростью, какую только осмеливаюсь развить, не привлекая к себе внимания, но не могу за ним угнаться и теряю его в толпе. Я еще раз прохожу свой сегодняшний маршрут, посещаю все разноцветные комнаты, отчаянно озираясь по сторонам в поисках Бена, но возвращаюсь в сад, так его и не найдя.

Наверное, мне показалось.

Я устала, я немного пьяна, и мозг снова меня подводит, вот и все.

Я возвращаюсь к группе людей, с которой стояла до этого – чем нас больше, тем безопаснее, – и позволяю себе снова погрузиться в размышления, которые объединенными усилиями вытаскивают из меня табак и алкоголь. Что же это все-таки было: призрак или воспоминание?

Бен не может быть мертв.